18+
Алексей Загорин мог читать лекции о том, как получить десять тюремных сроков и не сломаться. Но он читает рэп. В интервью «Большому» Алексей, он же рэпер Сироп, рассказал, как продвигать гангста-рэп там, где нет Гарлема, но есть Шабаны.
| КТО: | ставший на путь исправления гангста-рэпер |
|---|---|
| ПОЧЕМУ: | спасибо, что не шансон |
| ОБРАТИТЬ ВНИМАНИЕ НА ФРАЗУ: | «Бывало, ты, упоротый, что-нибудь делаешь, и тебе кажется, что это божественно… Но стоит прийти в себя и перечитать или переслушать то, что ты сделал, — это ужасно. Это такой бред!» |
— Вы в свое время были саксофонистом в группе «Ляпис Трубецкой», а сейчас вдруг решили читать рэп. Почему именно рэп и почему он сейчас так популярен?
— Люди хотят высказаться, поэтому они и читают рэп. Причем рэп в определенный момент стал культурной составляющей какого-то протеста, в основном молодежного. Мне-то уже до молодежи далековато, но так получилось. Я начал читать рэп, потому что стал его слушать. Раньше меня никто из исполнителей особо не цеплял, но потом стал появляться неплохой материал, я улавливал эти рифмы, звуки. Постепенно пришло понимание, что мне это близко, и я стал экспериментировать. Песни начал писать на зоне — спустя восемь лет после того, как сел в первый раз. Со временем зарифмованных слов становилось все больше, больше, больше… И вот что из этого получилось.
— Как вы охарактеризуете свой стиль?
— Учитывая все мои судимости, преступления и все такое, это гангста-рэп. Можно сказать, что до меня гангста-рэпа и не было на постсоветском пространстве, потому что не было людей, которые могли бы ответить за свои слова. Они поют про все эти ножи, пистолеты, зоны, легавых. Если им и дали разок подзатыльник в опорном пункте милиции, они от этого не стали гангстерами. Нужно ведь через это пройти, чтобы знать, о чем ты читаешь, что пытаешься донести до слушателя. У меня гангста-рэп настоящий.
— Против чего вы протестуете в своих песнях?
— Я в своих песнях делюсь своим жизненным опытом. Немалым. И, кстати говоря, в отличие от каких-то других рэперов, я аполитичен. Знаете, уголовники — люди в целом аполитичные. Они могут, конечно, испытывать симпатии к тому или иному политику, считать себя демократами или коммунистами. Но они знают, что при любой власти будут гонимы, при любом политическом режиме их будут сажать. Поэтому им вообще насрать на власть.
Я со временем принял эту позицию. Уголовником быть перестал, а позиция осталась. И вообще, пока я сидел, вы тут столько всего наворотили, что разбираться в этом нужно очень долго. А я всего полгода на свободе, не до того мне. Себя бы в порядок привести и свою семью. А в песнях никого ни к чему не призываю, просто на примере своей жизни показываю, какие моменты к каким последствиям могут привести.
— Как вы вписались в общество после очередной отсидки?
— Вы знаете, в меня сейчас вновь поверили. Посмотрели, что мозги вроде встали на место, и родные начали воспринимать меня как члена семьи — любимого брата, сына. Мне помогают, меня поддерживают. Причем уже не потому, что так нужно, а потому, что видят, что я правильный вектор выбрал. У меня есть два брата, мать и отец, дочь, любимая женщина, появился друг, который сделал для меня многое, и я бесконечно благодарен ему за помощь.
— Как вы познакомились со своей женщиной, часто ли видитесь с дочерью?
— Мы встретились полтора года назад, после моей девятой отсидки. Когда меня посадили последний раз, она меня ждала и помогала. Хоть мы и встретились относительно недавно, никогда больше не расстанемся. А дочь учится в институте культуры на художника… Вот недавно она сидела с нами на кухне, что-то писала, а мы о какой-то ерунде болтали. Она слушала нас, а потом дала оценку: «Вы же такие же, как и мы, — дурные».
— Есть ли у вас ощущение, что русский рэп заменил русский рок?
— Конечно, он его вообще вытеснил, это сейчас мейнстрим. И как ни странно, популярность рэпа на спад не идет, наоборот, накатывает, как лавина.
Уголовники — люди в целом аполитичные. Они знают, что при любой власти будут гонимы, при любом политическом режиме их будут сажать
— Знаете ли вы про российское объединение АУЕ («арестантский уклад един»), пропагандирующее среди несовершеннолетних понятия криминальной среды? Рассчитываете ли на фидбэк этой организации?
— Я очень мало пока в этой теме, чтобы рассчитывать на какую-то определенную аудиторию. Посмотрим. Если каким-то ребятам или девчатам оттуда приглянутся мои песни, то почему бы и нет? Может, они что-то оттуда и вынесут… Хотя к этому кличу — «арестантский уклад един» — отношусь спокойно, пусть балуются. В 90-е годы было что-то похожее, и это тоже было модным. Но потом люди это переросли. Некоторые по стечению обстоятельств или по своей глупости пошли по той дороге, попали туда, где арестантский уклад действительно един. Но я знаю многих, которые, как и я, торчали, воровали, вскрывали квартиры, грабили, но вовремя остановились. Сейчас у них все хорошо, слава богу. Надеюсь, что и у приверженцев АУЕ все будет хорошо.
— Какую музыку слушают в тюрьме?
— В тюрьме сидят такие же люди, как в этом кафе, в котором мы с вами разговариваем. И они слушают разнообразную музыку — от шансона до хауса. Есть те, у кого в предпочтениях «Бутырка» и Михаил Круг, а есть те, кто смотрит молодежные клипы и слушает рэп. Кстати, рэп в тюрьме гораздо популярнее шансона.
— А что вы сами слушаете?
— Когда я начал заниматься творчеством, перестал внимательно слушать музыку, чтобы не засорять голову. Я ее слушаю, но краем уха, как фон, не пытаюсь искать себе фаворитов, у меня нет никаких предпочтений. А расти я и многие из моего поколения начинали на Гребенщикове, «Ноле», Сукачеве — в целом, на русском роке. Регги тоже обожаю. Это все влияло на нас — и конкретно на меня, и на наше творчество в «Ляписе Трубецком». Это светлые воспоминания о юношестве, я обращаюсь к ним иногда.
— Планируете ли что-нибудь из этих светлых воспоминаний подмешать в свои треки?
— Конечно. Тем более и сейчас есть светлое. Мы работаем над следующим клипом, над альбомом. Пока не могу сказать, когда он появится, но он будет состоять из совершенно разных треков. Меня сейчас воспринимают, как злого рэпера, бывшего уголовника. Да, я временами такой, но это одна сторона, а их — много, и каждая из них — это я. Мой опыт не ограничивается только тюрьмой и наркотиками, он многогранен. Это я и хочу показать.
— Как вам Oxxxymiron? Нам кажется, ваш стиль очень похож на его.
— Этот человек достоин большого уважения. Он много делает и делает это красиво. Так что я могу сказать, что это не самое плохое сравнение. Оксимирона ведь тоже с кем-то сравнивают. Люди вообще склонны постоянно искать какие-то ассоциации, им нужно найти опору, иначе они начинают теряться: «Ой, что это, как это? Ни на что не похоже, так же не может быть!» Меня уже и батей Оксимирона называли, и другие сходства находили.
— В каком направлении планируете развивать проект — двигаться в сторону андерграунда или популярного молодежного рэпа? Какой путь вам ближе — «Кровостока» или Федука?
— В данный момент я занимаюсь тем, что пытаюсь найти свой звук. Как оказалось, это гораздо сложнее, чем написать песню. Оформить ее музыкально — не просто кропотливая работа, а масса кропотливой работы. Этим сейчас и занимаюсь. А когда я этот звук найду наконец, тогда смогу представлять, куда пойду дальше. Пока у меня нет ясного видения, как это будет выглядеть, я просто реализую накопленный багаж и в то же время продолжаю писать.
— Какая команда стоит за Сиропом?
— Продакшен делает Женя Бондарь, с которыми я выпустил первый ЕР. Из команды пока могу назвать только двух человек — это Женя Колмыков и Саша Бергер, которые поверили в меня и занимаются мной. Бергер — мой PR-директор, менеджер, Женя — продюсер. С Колмыковым я знаком бесконечно давно и очень благодарен ему за то, что он в меня поверил, когда я освободился. Мало кто верил. И еще я работаю с людьми, имен которых пока не могу назвать. Пусть это будет тайной. Мы надеемся, что у нас получится нечто, не похожее на то, что я показал ранее. Я намерен экспериментировать и не намерен останавливаться.
У меня, кроме возраста, в общем-то, ничего не поменялось. Я остался таким же романтичным долбо*бом, каким и был
— Кого из беларуских рэперов вы знаете и можете отметить?
— Да никого я не знаю. А те, кто добился каких-то высот, они уже не считают себя беларускими рэперами. Например, когда последний раз здесь появлялся Серега? Или ЛСП? Вот этих двоих я еще знаю.
— Каково это — стартовать в рэпе в возрасте 46 лет, отсидев 17 из них в тюрьме?
— А у меня, кроме возраста, в общем-то, ничего не поменялось. Я остался таким же романтичным долбо*бом, каким и был. Ну да, набрался опыта, где-то стал мудрее, где-то озлобился. Но в остальном я все так же смотрю на мир широко открытыми глазами. Мой день состоит из физического труда, потом — репетиции, записи, и все это еще пересекается с семейными делами. Времени на какие-то гулянки не остается. И меня это торкает — практически так же, как раньше торкали наркотики. Я сейчас очень счастливый, я вообще себя таким не помню. Даже ДСП таскать в радость.
— Где вы работаете?
— Я работаю на мебельном производстве грузчиком. Сразу после интервью побегу на работу, потому что обеденный перерыв заканчивается. Там я работаю последние два месяца, а до этого разводил опарышей для рыбалки. Вышел на свободу — и на следующий день уже в червяках ковырялся.
— Вы согласны, что наркотики появляются в жизни человека от скуки? Почему вы сами к ним обратились?
— Вы считаете, что в других странах легализуют наркотики, потому что им скучно стало? Я обратился к наркотикам в то время, когда это было дико модно. Тогда как раз появились кислотные вечеринки, стали доступны всякие зарубежные наркотики, стимуляторы типа амфетамина или винта. Тогда это было весело, я был молодой. Мы начинали заниматься музыкой, а основная среда людей, употребляющих наркотики, — как раз музыканты, художники, писатели, поэты. Нам казалось, что это какая-то исключительная тусовка.
— Наркотики нужны были, чтобы словить творческую волну?
— Видимо, так.
— И как, помогало?
— Да ни*уя. Не знаю, может, в постнаркотическом состоянии, когда ты уже отойдешь, переживешь все, что с тобой произошло, можно написать что-то или создать картину. Но в процессе действия наркотиков я не видел, чтобы появлялось что-то действительно хорошее.
— Сейчас подростки, балующиеся косяками, могут получить до 15 лет лишения свободы, ваша же максимальная ходка не превышала трех лет. Откуда такая лояльность со стороны правосудия?
— Мой последний срок — три месяца ареста за совершение кражи. Я и сам удивился, что так мало, потому что еще пару лет назад за такое же преступление мне влепили бы три года. Но сейчас наша пенитенциарная система действует таким образом, что матерым уголовникам типа меня, опасным рецидивистам, дают маленькие сроки, арест или химию. А этих детишек, первоходок, наказывают уже по-серьезному — лишением свободы, чтобы они задумались, как это плохо. Сидите теперь, нюхайте это говно, в то время как ваши сверстники будут ездить на машинах, ходить в клубы, работать и содержать семьи.
По своему опыту могу сказать: когда человек попадает в тюрьму, первое время он очень сильно переживает. У него возникают мысли: «Как же так? Вернуть бы время назад, я бы все сделал по-другому. Зачем мне нужен был этот шприц или кошелек?» Если человека отпустить в этот момент, вполне возможно, что он и перестанет так делать, поймет, что ему дали второй шанс, и заживет по-новому. Но проходит какое-то время в тюрьме, и ты видишь, что не так уж тут и страшно, как это показывают в кино или пишут в газетах: люди живут, ходят на работу, общаются — они такие же, как и те, с кем ты общался до этого. Конечно, хватает там разных психопатов и дураков, но основная масса — это нормальные люди. И когда этот человек понимает, что в зоне нет ничего страшного, он уже не боится попасть в нее повторно. За это время его мировоззрение, мировосприятие, цели его жизни, все это может поменяться много раз. Все зависит от круга общения.
И мне первое время хотелось все изменить, я постоянно думал про маму, девушку, друзей, незаконченные дела. Потом это все забылось. Я начинал ассимилироваться в зоне, сжился с ней, нашел себе круг общения. О чем разговаривали? О гастролях, поездках, кражах, наркотиках — обо всем, кто и с чем сталкивался. И вот ты выходишь уже совершенно другим человеком с совершенно другими убеждениями. Много раз побывав на строгом режиме, я вижу там одних и тех же людей. Люди возвращаются туда, понимаете?
— Что общего между жизнью здесь и там?
— Это моя любимая тема для разговора. У Довлатова вычитал, что зона — это такая микромодель нашего государства. Мне эта фраза очень понравилась, потому что она соответствует действительности. Зайди в любую зону в любой стране — и ты увидишь, как живет эта страна. Там ведь тоже своя инфраструктура, свой рабочий класс и своя элита, свои политические течения, своя иерархия — какие-то ниши, слои… Все это есть, и все это работает точно так же, как оно работает у нас в государстве.
— Какие плюсы и минусы есть на зоне?
— Я буду говорить о себе. Минусы очевидны: ты лишен свободы — свободы передвижения, информационной свободы, свободы общения (с близкими можно видеться, но редко). А плюсы таковы, что тебе не нужно заботиться о завтрашнем дне: ты знаешь, что тебя покормят, не выгонят на улицу, у тебя есть своя койка и кусок хлеба с маслом. Мне это государственное обеспечение в какой-то мере помогло в творчестве — у меня была возможность посвятить время себе самому. На свободе с этим сложнее: нужно обеспечивать себя и других, выживать. Но я вижу, что все так живут и даже умудряются жить в свое удовольствие. И я этому научусь. Пока кривенько, но получается.
— Остались ли у вас друзья из старой тусовки?
— Не то чтобы остались, скорее, вновь появились. За время моего отсутствия несколько раз прошел слух, что я умер в тюрьме от передозировки или каких-то болезней. Потом многие говорили, что сильно горевали и очень обрадовались тому, что я жив. И не просто жив — у меня еще и творческий багаж есть. Объявились многие. В частности, Сергей Михалок и его сестра меня не забывают, Паша Булатников, Руслан Владыко.
— Что вы думаете о трансформации Михалка от «Голубей» к песням протеста? Каким он вам нравился больше?
— О «Ляписах» и творчестве Михалка я могу говорить не через восприятие слушателя, а через свое личное. Поэтому мне нравится все. Мне еще мама говорила, когда мы учились в культпросветучилище: «Смотри, Алеша, Сережа — умница! Держись за него». А он таким умницей и остается: не боится экспериментировать, не сидит на месте — респект ему за это. Он же локомотив, реально тащит за собой слушателя, у него энергия бешеная, и он направляет ее в нужное русло. И я рад любому его успеху, поэтому не могу сказать, что мне нравится больше или меньше. И остальных ребят из «Ляписа» я точно так же воспринимаю. Плохо или хорошо они делают — не мне судить. Это мои друзья, которые для меня не поменяли цвет.
— С товарищами из зоны поддерживаете связь?
— Да, они даже как-то посмотрели мой клип — звонили, поздравляли. Поддерживаю связь как с теми, кто сидит, так и с теми, кто вышел. Иногда много усилий приходится прилагать, чтобы не допустить слишком близкого общения. Примерно раз в неделю кого-нибудь из своих встречаю. Я же прекрасно знаю этих людей, знаю, чем они будут заниматься. При других обстоятельствах я бы такой: «Привет, брат! Что ты, как ты? Пошли въе*емся!» — «Погнали!» А сейчас, бывает, в городе увижу кого и, пока меня не заметили, капюшончик надвину и незаметно проскочу.
Зона — это такая микромодель нашего государства. Зайди в любую зону в любой стране — и ты увидишь, как живет эта страна
— По каким законам живут в зоне?
— Там работают простые человеческие отношения. Если ты говно, то с тобой и будут обращаться как с говном. Здравомыслящие, разумные люди, туда попадающие, понимают, что не выбирали себе эту компанию. Их принудительно в нее поместили, и теперь, хочешь не хочешь, а нужно уживаться. По крайней мере для того, чтобы как-то дожить до этого светлого, яркого мига свободы. И поэтому уже выработался определенный кодекс, негласные внутренние законы, которые помогают людям уживаться. Это и взаимопомощь, и система наказаний и поощрений. Да, где-то эти правила немного жестче внешних в силу того, что и люди там более жесткие, но если посмотреть глубже — все там по-человечески.
— Что посоветуете условному молодому человеку, который попадает в тюрьму? Что ему важно знать для начала?
— Ему важно просто быть собой, не пытаться корчить из себя какую-то мартышку. Эти маски, личины очень быстро раскалываются — как орех, и ты становишься прозрачным. Там сидят такие психологи, что они сканируют тебя сразу же, как дверь за тобой захлопнулась. Зэки, один раз на тебя посмотрев, уже многое про тебя знают, останется только уточнить нюансы.
— Вы говорили, что творчеством в тюрьме заниматься проще. Как это делать без интернета?
—В зоне следят за новинками музыки, кино, литературы, люди много читают, есть диски с песнями и фильмами. Иногда что-то присылают родные, что-то может подогнать администрация. Конечно, там нет мессенджеров и соцсетей, дающих прямое общение с волей, но это не значит, что люди в зоне сильно отстают от тех, кто по другую сторону решетки.
Я в тюрьме стал еще и драматургом: надоело бренчать на гитаре, решил сделать что-нибудь удивительное к Новому году — и написал спектакль. Нормально получилось — друзьям понравилось. Были предложения уже и здесь спектакль поставить, но я понимаю, что это должно быть совсем другого уровня. Может, когда-то и получится, планов и мыслей множество, но для начала надо реализовать себя в том, что есть, а уже потом браться за остальное.
— Кстати, а почему Сироп?
— Михалок дал мне эту кличку. Сиропчик — персонаж из «Незнайки» Николая Носова. Он был очень толстый, толще Пончика — и я был очень толстый. У меня даже где-то есть эти подростковые фотографии — даже не знаю, как я тогда передвигался. За мной это прозвище и приклеилось. Потом подростковая кличка стала моим арестантским погонялом, а сейчас это мой сценический псевдоним. Качество сиропа уже много раз поменялось — он загустел, затвердел, но все же сиропом остался.
Это «тру»
Сиропа слушают даже в Нью-Йорке. Ответить за всех нью-йоркских меломанов мы не можем, но наш музыкальный критик Татьяна Замировская познакомилась с творчеством нового беларуского рэпера и сформировала свое мнение о его творчестве.
— Я не разбираюсь в хип-хопе, а современный российский молодой хип-хоп не могу понять по культурным причинам: в современной молодой России не жила, не могу проникнуться драмой плюс переизбыток поэзии там, где должна быть сила, и рифма, и живая кровь. Но вот тут, у Сиропа, тоже поэзия, но есть и сила, и рифма, и правда, и все понятно. В том смысле, что не нужно ничего объяснять: его тексты как бы самообъясняющие, они не «мета», а идут напрямик, при этом оставаясь довольно чеканными и глубокими, интеллигентными даже. Возможно, во всей этой истории чересчур уж выводится на передний план то обстоятельство, что это «тру» (не прямо-таки гангста-рэп, но автор же сидел! всякое повидал!) Это, как ни крути, важный объясняющий момент о подлинности: это взрослый человек, он не выглядит как милый красивый мальчик (весь российский молодой хип-хоп — это милый красивый мальчик), но тексты у него — по-честному пацанские, юные, боевые. В эмоциональном смысле там есть, вероятно, аналогии с поздним Михалком и Brutto, и они в основном о том, как остаться собой и не забыть себя в любых тоталитарных или просто ограничивающих институциональных обстоятельствах (кажется, об этом трек «Инструкция памяти», чем-то даже напоминающий тексты Егора Летова).
В этой поэзии нет ничего лишнего — и это обескураживает, даже ошеломляет. Тюремное мегасерьезное отношение к тексту и слову как бы переносится сюда, но в этой убийственной серьезности, где за каждое слово надо отвечать, хватает ляпис-стайл-метафор («медузы горгоны», «бабочки в рамочке» и т. д.) и стилистической пестроты — заметно, что Сироп все-таки вдохновляется дабом и регги и альтернативной музыкой 90-х. Поэтому оно пусть и «тру» и серьезно, но в то же время остроумно и смешно, и есть в этом легкость, веселая злобность и бесстрашие. Это хороший хип-хоп, и я буду его слушать.
OOO «Высококачественные инженерные сети» осваивает новейшие технологии в строительстве инженерных сетей в Санкт-Петербурге. Начиная с 2007 года, наша компания успешно реализовала множество проектов в области строительства инженерных сетей: электрическое обеспечение, водоснабжение и газоснабжение. Более подробная информация на сайте: http://spbvis.ru/
Комментарии