Тайный дневник Ланы Палмер. Татьяна Замировская о долгожданном альбоме Ланы дель Рей

Замировская объясняет, почему стоит послушать альбом Ultraviolence "таблеточной принцессы Ланы"

Таблеточная принцесса Лана, которую Минск не так давно видел живьем, обнимал, осыпал цветами, как любимого мертвеца, и рыдал вместе с ней под сценой, позже клялась в неизменности этого невыносимого впечатления. Второго альбома не будет, сообщала она, в первом было сказано все. Тем не менее в прошлом году Лана объявила, что записывает вторую работу — более «обнаженный, кинематографичный, минорный и темный» альбом с продюсером Дэном Ауэрбахом, на славу потрудившимся над углублением образа певицы как вестника призрачной, несуществующей Америки прошлого.

Второй альбом в звуковом смысле продолжает идеи первого (в отличие от него, не уклоняясь в сторону хип-хоповых актуалий), но еще отчаяннее отвергает музыкальную реальность, углубляясь в мерцающее ретро. Эти сновидческие, психоделичные баллады с чудовищно замедленными звенящими серф-гитарами и будто подслушанными в ЛСД-трипе размазанными, с трудом воспринимаемыми ретро-клавишными и правда напоминают саундтреки к американским фильмам 50-х, точнее, к идее и коллективным воспоминаниям об этих фильмах. Тут Лана метает мягкие сахарные ножи в общественное бессознательное, увязая в нем, как попрыгунья-стрекоза в сладкой сиропной реке, — решительно каждый слушатель будет силиться вспомнить ту самую сцену из того самого фильма, когда-то потрясшего его в детстве, но не вспомнит: нас тогда не было, да и фильма не было, если честно.

Лиззи Грант окончательно прекратилась (тот редкий случай опечатки, которая вовсе не опечатка, а именно что всполох бессознательного) в Лану Дель Рей и состоялась как медиум и проводник куда-то на темную сторону великой американской поп-культуры минувшего века. Обсуждая ее альбом, принято вести дискуссии о постмодернизме, поминать хонтологию (Деррида бы умер, если бы не умер с десять лет назад) и рассуждать о реконструкции 50-х, сравнивая феномен Ланы с сериалом Mad Men.

Трогать Линча тут не комильфо — особенно когда оказалось, что Лана посмотрела «Твин Пикс» уже после того, как про сходство мифологии ее музыки с демоническими мирами Линча написали, кажется, все. А ведь она и была той самой Лорой Палмер, причем даже не из фильма, а из странной подростковой книжечки дочки Дэвида Линча Дженнифер «Тайный дневник Лоры Палмер» — накачанной всевозможной химией мечтательной школьницей, вечно печальной, нежной Офелией в веночке, плывущей в своей целлофановой лодочке по реке забвения и тоски.

Тем не менее, пусть Линча тут немного меньше, кинематографичности еще больше — теперь, правда, все это заинтересовало бы Стэнли Кубрика — человека, исследующего темные стороны натуры самых, казалось бы, светлых людей.

Лана просто сидит на берегу мертвой реки в белом красивом платье, странная и загадочная

Лана же настолько заигралась в саму себя, что теперь, похоже, у нее там все по-настоящему искренне, в этих песнях про трагическую нечестную любовь к женатым мужчинам, негодяям, грубиянам и абьюзерам. Это, конечно, и по названию альбома понятно (цитата из «Заводного апельсина» Берджесса), и по самым душераздирающим трекам — «Brooklyn Baby» и «Sad Girl».

Лана воспевает здесь какой-то дикий, но, увы, актуальный антифеминизм — тут она полная противоположность, например, Тори Амос, с которой вдруг мелодически и настроенчески срифмовалась в песне «West Coast». Тори — сильная женщина, поющая о том, как пережить кошмар и остаться собой. Лана просто сидит на берегу мертвой реки в белом красивом платье, странная и загадочная, и ничего не соображает — при этом находясь в эпицентре кошмара и полностью забыв саму себя. Этакая диснеевская принцесса под кокаином, ожидающая, когда придет жестокий, но любимый принц («он ударил меня, и я поняла, что это любовь» — самая цитируемая цитата из альбома, являющаяся, кстати, цитатой из совсем другой песни — там побои сравнивались с поцелуями). Альбом вышел, когда Лане было 27, но в клуб она уже не попадет, на днях отпраздновав день рождения: теперь будет жить вечно и каждые два года по такому вот альбому.

А если отвлечься от тайных смыслов, это очень американская музыка, сентиментальная и летняя (на это еще яснее указывает перепевка Ланой стандарта «The Other Woman», ассоциирующегося с Ниной Симон). Америка такая и есть — теплая и ламповая, человечная, зацикленная на прошлом. На расстоянии она кажется вязким мистическим кошмаром, но потом приезжаешь туда, а кругом сцены из фильмов Линча, и это, в принципе, нормальная штука, и никто не обращает внимания, и всем наплевать.