18+
2 марта 2012 Город
Уроки ДИЗО. Репортаж из колонии для несовершеннолетних
Дети жестоки. Они учатся на своих ошибках, познают мир. Разбирают игрушки, дергают друг друга за волосы, отбирают совки в песочнице, а в школе — чужие карманные деньги. За свои проделки одни получают ремнем по заднице, другие — реальные сроки. Корреспондент «Большого» побывал в воспитательной колонии для несовершеннолетних, где увидел, как сталкиваются миры взрослых и детей, убедившись, что уровень детской преступности в стране не снижается. Детей просто стали меньше сажать.
Воспитательная колония №2 находится на окраине Бобруйска — на улице Батова. Рядом мини-рынок и гаражный кооператив, вдоль которого тянется покосившийся деревянный забор. О том, что он должен спасать от побегов, говорит лишь колючая проволока и предупреждающая надпись. За забором видны невзрачные здания и смотровые вышки. У входа в колонию стоит зеленый крест. Дальше, за железными воротами и КПП, начинается сама зона, где сидят несовершеннолетние преступники или, как их здесь называют, «зеки».
Воспитательных колоний для несовершеннолетних в Беларуси две: в Витебске (ВК-1) и в Бобруйске (ВК-2). Есть еще участок в Гомеле, где сидят девушки. ВК-1 и ВК-2 — мужской вариант. Здесь мотают срок молодые люди в возрасте от 14 лет, которых суд признал преступниками. Формально максимальный возраст в «детской» колонии — 21 год. Но и этот порог обычно продлевают на год-два. Чтобы среди четырнадцатилетних были старшие, которые решали бы спорные вопросы и выступали в роли проводников между зеками и сотрудниками. В 18 лет во взрослую колонию переводят только «бесперспективных». Так в ВК-2 называют злостных нарушителей и тех, кто имеет «большие риски» — убийц и суицидников.
По графику
Мы идем по территории колонии с начальником отдела исполнительного процесса Олегом Шункевичем.
— Основные статьи, за которые здесь сидят, — это грабеж, разбой, убийство, изнасилование, незаконный оборот наркотических средств, — говорит он. — Очень актуальна для несовершеннолетних кража. Пару человек сидят за хищение с помощью компьютерной техники. И еще за развратные действия — изнасилование в извращенной форме.
В момент моего приезда в ВК-2 сидели порядка двухсот ребят. На часах 11:00. Однако дворовая территория зоны пуста. Безлюдность объясняется просто — в это время суток зеки работают на промзоне. Но не все. В этом мы убеждаемся, когда заходим в жилое помещение второго отряда.
По коридору прошмыгивает парень и останавливается под аркой, над которой висит табличка — «Наш девиз ни шагу назад, ни шагу на месте, а только вперед и только все вместе!».
— Несколько человек здесь все равно осталось — особо «одаренных», — ехидно говорит офицер. — С головой проблемы, со здоровьем. Склонные к побегам, состоящие на профилактическом участке. Ты к чему склонен? — спрашивает он бритоголового паренька.
— К суициду.
— Вот!
Подросток исчезает за углом. А из своего кабинета выходит начальник второго отряда Андрей Шустерман и ведет нас в комнату воспитательной работы, где зекам читают образовательные лекции. Осмотревшись в ней, понимаешь, что ВК-2 — колония образцово-показательная. На полу стоят горшки с растениями. Посреди стены — телевизор, DVD-магнитофон и колонки. Перед теликом сидит молодой человек.
— Осужденный может находиться здесь неограниченное количество времени, если ничем не занят и никаких мероприятий больше не предусмотрено, — говорит Олег Шункевич.
Если есть возможность учиться, то есть срок позволяет, — по-любому в ПТУ
— Просто структуру нужно понимать, — уточняет Шустерман. — Подъем у осужденных в 06:20. Умываются, делают зарядку на улице. В семь часов завтрак. Потом идут в школу или ПТУ. Тут дело не в выборе. Если школу не закончил — по-любому в школу. Если есть возможность учиться, то есть срок позволяет, — по-любому в ПТУ. Независимо от того, хочет осужденный этого или нет. Школа длится с 08:00 до 12:40. А ПТУ — с восьми до двух. Потом осужденные идут на обед. После обеда — развод на работу. Работают шесть часов. В 22:00 отбой.
Уборка туалета
Есть в отряде и своя кухня. Она тоже образцово-показательная и ничуть не хуже кухни какого-нибудь общежития. По идее, кухня создана для того, чтобы осужденные пили в ней чай и расправлялись с посылками от родственников. Однако на практике расправляться зачастую просто не с чем. В год осужденному положено всего шесть посылок. Плюс, если он вел себя примерно, администрация колонии может дать ему право получить еще шесть. Но даже в случае хорошего поведения надеяться на бонус многим осужденным нет смысла. Родственники к ним просто не приезжают.
Даже в случае хорошего поведения надеяться на бонус многим осужденным нет смысла. Родственники к ним просто не приезжают
Куда проще в ВК-2 заработать дисциплинарное наказание. Для этого нужно нарушить общий регламент: не подчиняться приказам, драться с зеками, распивать алкоголь, делать наколки, пытаться совершить побег. За самые серьезные нарушения осужденных ожидает ДИЗО — дисциплинарный изолятор. Железные двери с маленьким окошком для еды. Деревянные нары, которые пристегиваются к стене. Полная изоляция. В ДИЗО ссылают на срок до семи дней. За более мелкие нарушения зеков лишают посылок, свиданий или отправляют на внеочередное дежурство.
— Сегодня у нас Батурин получил взыскание — уборку туалета, — говорит Шустерман. — Разводится пена, чистится тряпкой вручную, никакой швабры. Не очень престижно за всем отрядом помыть туалет.
1/4 доллара
В фойе барака висит «Листок отряда» с планами на неделю. Среди прочих пунктов в нем написано: «Организовать сбор денежных средств с лицевых счетов осужденных для нужд 2-го отряда».
О каких нуждах идет речь, становится понятно, когда мы оказываемся в спальной комнате осужденных. Стены покрашены в оранжевый цвет, украшены искусственным камнем. На потолке гипсокартон. На окнах — шторы и занавески. Ко всему прочему, в дальнем конце комнаты стоит аквариум с рыбками. Такие есть в каждой комнате. В некоторых даже живут черепахи.
Раньше в бараках были обычные бетонные стены. Никакими искусственными камнями и не пахло. Пока ремонт не сделали за собственные деньги сами зеки. За какие деньги? За те, которые они получают за работу в промзоне. Правда, назвать их зарплаты деньгами не поворачивается язык.
Больше всего в ВК-2 зарабатывают станочники и те, кто работает на пилораме, — около 100 тысяч белорусских рублей в месяц (12 долларов США). Остальные выполняют низкоквалифицированные работы: сбивают ящики для овощей, поддоны, делают рукавицы, которые затем идут на продажу. Зарплаты за такой труд колеблются в районе от двух до семи тысяч рублей. То есть в некоторых случаях месячная зарплата равна 1/4 доллара США. А у осужденных, которым исполнилось 18 лет, колония автоматически отчисляет 50% заработка за содержание. Вот и собирают на ремонт колонии всем миром, как в белорусских школах на покупку веников и ремонт классов.
«Смахивают на зверей»
Еще относительно недавно в ВК-2 стояли двухъярусные кровати. Их разобрали в 2010 году, когда стало меньше зеков. Отныне в каждой палате стоит порядка восемнадцати обычных коек, на спинках которых, кроме полотенец, висят небольшие разноцветные бумажки с фотографиями осужденных и кратким досье.
— Если бумага желтая, — объясняет Олег Шункевич, — значит, осужденный склонен к какой-нибудь фигне: суициду и членовредительству. Если белая, то ни к чему не склонен. А если красная, то к побегу. Некоторые здесь режут вены, другие глотают всякую дрянь. Это — придурки. Они глотают куски железа и гвозди. Связывают их так, чтобы перекрестились в желудке. Не знаю, нравится, что ли, что их потом режут?
Своеобразное отношение сотрудников колонии к осужденным заметно невооруженным глазом. Они не воспринимают обитателей ВК-2 как детей. Для них это обычные преступники, большинство из которых вернутся сюда еще не раз.
— Если человек попал в колонию в 14-15 лет, — говорит Шустерман, — то, как правило, вернется. Обычно это воры. Он два года посидел, вышел и возвращается…
— Да, — соглашается Шункевич, — если учесть, что у нас амнистия каждый год… Освободился по амнистии — опять приехал. Освободился — опять. Дебил. Двух сроков не хватило. Тут еще такой нюанс, что некоторые видели белые простыни только в зоне. И в колонии им просто замечательно. Кормят хорошо…
— Три раза в день. Мясо, суп, творог, сыр, яйца…
— Спать на чистом можно. Баня! Поэтому им здесь нормально, и они не боятся вернуться. Раньше у нас была сложность, что у осужденных не было мозгов. Очень низкое самосознание. Некоторые приезжали вообще без мозгов. Не понимали даже, где находятся. Убийцы… Вообще непонятно, как они такие преступления могли совершить? Настолько жестокие. Они просто еще не доросли до того, чтобы осознать, насколько человеческая жизнь ценна. Те, кто совершил тяжелые преступления, смахивают слегка на зверей. И со временем это не у всех проходит. В третьем отряде сидел Комов, который шестилетнего мальчика утопил за мобильный телефон. В луже. Просто взял и утопил. Потом продал этот телефон за 6 тысяч — купил бутылку пива и мороженое.
— А помнишь, сидел зек Ильющенко? — спрашивает Шункевича Шустерман. — Ему дали 15 лет…
— Тоже очень редкой породы тварь была…
— Он с подельником изнасиловал двенадцатилетнюю девочку-инвалида и убил ее. Потом пошли к одной женщине, рассказали. Она сказала: «Вы что творите?!» Они и ее убили. Подельник был взрослый, так что его расстреляли. А Ильющенко отправили к нам. Как только ему исполнилось 18, перевели во взрослую колонию.
След Ухтинского
Жизнь в ВК-2 проходит в жестком ритме подчинения: учеба-работа-сон. В колонии есть спортзал, но в него мало кто ходит. Некоторые зеки по выходным посещают храм, который приютился в одной из комнат первого отряда. Другие играют в настольный теннис. Но излюбленное занятие осужденных, как говорят сотрудники колонии, — «чай попить да покурить».
Основные же культурные мероприятия проходят в местном клубе. По воскресеньям в нем показывают кино и выступление художественной самодеятельности. Раз в месяц в колонию приезжают артисты из Бобруйска. А иногда заглядывают и белорусские «зоркі» эстрады. Их след в культурной жизни ВК-2 вписан на доске почета, которая висит в фойе клуба. Вот с фотографии смотрит певица Влада. Вот устремил свой взгляд вдаль народный шансонье Владимир Ухтинский. А вот певицу Алесю Ярмоленко обступили улыбающиеся зеки.
— Они у нас бывают, как им в голову стукнет, — делится впечатлениями от выступлений «бомонда» Олег Шункевич. — Они же без денег особо не хотят выступать. Мы им не платим. Видимо, из каких-то благотворительных организаций получают. Мне лично Влада понравилась. И внешне, и как человек. Правда, она низенькая. Но песни у нее получше, чем у Алеси. Ухтинского я вообще не перевариваю — какой-то он непонятный. Песни мне его не нравятся, да я их и не знаю. Только про «Тройку».
В минуты досуга, когда концертов в колонии нет, осужденные развлекают себя сами. В ВК-2 есть кукольный театр, своя команда КВН. По праздникам устраивают спартакиады. Перед Новым годом проводят конкурс снежных фигур. В столовой и в каждом отряде устанавливают елки. Из посылок от родственников делают праздничные торты. А 31 декабря в отряды приходит начальство, и для осужденных устраивают сладкий стол. В новогоднюю ночь им разрешают смотреть телевизор до часу-двух ночи.
А 31 декабря в отряды приходит начальство, и для осужденных устраивают сладкий стол
— Я заметил, что в зоне раскрывается то творчество, которое хоть чуть-чуть присутствует в осужденных, — говорит Олег Шункевич. — Кто-то начинает писать стихи, кто-то рисовать. Естественно, на свободе это теряется. Практически у всех. Мало кто после зоны становится не то что поэтом, а вообще — нормальным. Проблема в том, что здесь мы с ними занимаемся. Когда выходят на свободу, они никому не нужны. Родителям не нужны, милиции они вообще пофигу. Их ставят на учет, и все. А вы знаете, сколько сейчас участковых не хватает? У обычного участкового по три-четыре участка. Ему просто не до них. Поэтому на воле ребята предоставлены сами себе.
«Колючка»
Час дня. Осужденных выстроили в колонну перед отрядом. Время обеда. Начальник отдает приказ, и парни направляются в столовую. Идут в ногу, распевая строевую песню.
Возле входа в столовую на доске информации висят листы с карикатурами. В шапке написано «Колючка» — что-то вроде местных окон РОСТа.
«Протасеня Н.Н., осужденный 33 отделения, хотел остаться незадействованным в труде. Чтоб не устать, стоя без дела, он соорудил себе самодельный табурет. И спрятал его за станок», — написано на одном из листов. Выше рука художника нарисовала человека, сидящего на табурете.
Тем временем зеки заходят в столовую и принимаются за обед. Я не успеваю моргнуть, как они дружно встают из-за столов и выходят на улицу. На прием пищи у них ушло около трех минут.
— Голодные, наверное, — неловко замечает Шункевич.
По его словам, несколько лет назад осужденным повысили норму питания, и кормить в ВК-2 стали намного лучше.
— Когда питание повысили, мы были очень недовольны, — делится он. — Зекам дают сок, чай, колбасу. Солдат так не кормят — тех, кто Родину защищает. А тут эти…
Воспитание зеков
Мы идем по территории колонии, и я вспоминаю, что за последние лет пять МВД Беларуси то и делает, что заявляет о снижении уровня преступности среди несовершеннолетних. Спрашиваю Олега Шункевича: стали ли в ВК-2 меньше сидеть.
— Стали меньше садить, — отвечает начальник отдела исполнительного процесса. — Это такая политика. Преступлений меньше не стало. Государство попыталось быть гуманнее. За первое правонарушение оно дает штрафы. За второе — наказывает условно. В третий раз — ограничение свободы по месту жительства. Получается, что человек уже трижды судим, но ни разу не сидел. И у него появляется такое мнение: «Ага! Смотрите, я ворую. И мне все пофиг — меня не садят». И он абсолютно уверен в своей безнаказанности. Вот эта гуманность воспитывает зеков и, наоборот, провоцирует на совершение новых преступлений. И когда они садятся, у них у всех уже по три-четыре судимости.
Возвращение Сергея
История Сергея Иванова из Речицы. 17 лет. Ранее неоднократно судим. В колонии второй раз. Есть мать и два старших брата. Отец повесился.
Сразу я был в нормальной компании. Потом стал общаться с ребятами постарше. С ними в первый раз и выпил, и покурил. Мне было одиннадцать, а им по 17-19. С тех пор был много раз на комиссии по делам для несовершеннолетних. Воровали на заводе железо, сдавали на металлолом, за полученные деньги покупали сигареты, водку. Дрались часто на дискотеках. Ни учеба, ничего не надо — выпить, покурить. Как выпьем — опять куда-нибудь влезали.
Мне было тринадцать лет. Сидел пьяный мужчина на остановке, украли у него сумку. А на другой стороне милиционер шел, погнался за нами. Опять поставили на учет: милиция, комиссия. В первый раз меня посадили в 14: кража, грабеж, злостное хулиганство и разбой. Дали четыре года колонии, приехал сюда. В 2009-м сняли год по амнистии. В 2010-м сняли еще год и освободили условно-досрочно. Вышел на свободу, пошел в центр занятости, устроился на работу. Нашел себе девушку. Все вроде бы нормально. Не пил вообще два месяца. Потом опять: друзья, бары.
За последнее преступление не должны были посадить. Сам потерпевший говорил, что не надо. Шел со своей девушкой из гостей, встретили ее друга. Он предложил выпить. Мы поехали в магазин. Взяли бутылку водки, бутылку пива — выпили. А когда шли домой, он стал выражаться неправильно — на меня, на девушку. И я начал его бить. Когда бил, он потерял паспорт, права. А потом написал заявление в милицию, и получилась 206-я статья — грабеж. Дали 2 года.
Я сюда попадаю, потому что несдержанный — нервы. Но вроде с психикой все нормально… Просто несдержанность. Если сказали что-нибудь, я отвечаю не словами, а кулаками. Тем более, на свободе. Там тебя вообще ничего не сдерживает, чтобы ударить человека. Здесь — да. Ударишь — взыскание — ДИЗО. Домой раньше не освободишься. Здесь тебя многое сдерживает.
Колония воспитывает. Но воспитывает как? Ты просто не хочешь больше сюда возвращаться. Ни от одного осужденного не слышал, чтобы кто-то хотел сюда вернуться. Многие возвращаются. Но кто-то одумается. Я ж тоже не хотел возвращаться. Так вышло. Девушка мне не пишет. Свидетелем на суд приходила, говорила: «Я буду ждать». Но я не надеюсь на это. Не видел ни одного человека, чтобы его ждала девушка. Есть девушка — два месяца пишет, и нет девушки.
Свобода — это, в первую очередь, дом, родные и близкие. Не жить по режиму. Как можно чувствовать себя свободным, когда везде стены и колючка? Никуда не выйти, ничего. А вообще здесь нормально — жить можно. На тебя ничего не давит, сотрудники относятся нормально. Есть телевизор, DVD. На выходных можно отдохнуть — посмотреть кино. Время летит быстрей: школа, производство. Если на год приехал, вообще не заметишь, как пролетит. Cо временем привыкаешь к этой системе. Вернуться бы сюда не хотелось. Но от этого никто не застрахован.
Битва Уктама
История 17-летнего Уктама Хамраева, уроженца Узбекистана, семья которого в 2001 году перебралась в Беларусь и поселилась в городском поселке Озеро. Оказался в ВК-2 за нанесение тяжких телесных повреждений.
В 2010 году после Нового года пошел со своей компанией на дискотеку. И получилось так, что друг поссорился с пацанами из другой деревни, а я пошел заступаться, чтобы ничего не подумали такого… Подрались. Нас было семь, и их семь. В итоге одному нанесли тяжкие телесные. Судили всех — всем дали условное, кроме двоих. Один на «двойке» сидит, а я — здесь. Мне дали пять лет. Год сняла амнистия.
Здесь плохо. Лучше быть дома. Но что поделаешь, раз совершил преступление? Теперь просто понимаешь, что реально глупым был. Дурачком. Не слушался, все было параллельно — слова мамы, папы. Тоже водка эта — соблазн… Теперь просто выйдешь и понимаешь, что это ни к чему — пить. И уже знаешь, что это не люди, не друзья настоящие. Мы просто шли ради дружбы, ради того, чтобы заступиться. А когда дело дошло до суда, все «заднюю» стали давать — отказываться, что «я этого не делал». Просто сейчас таких друзей у меня уже не будет.
В колонии есть такой контингент, который рассказывает: «Я вот выйду — украду или что-то еще сделаю». С такими я не общаюсь и никому бы не советовал. К чему это всё? Не знаю, мне хватило того, когда я до суда находился в тюрьме в Жодино. Ты сидишь в камере, закрытый, всё давит. Я не мог понять, что я уже зек. Но когда пару недель посидел, понял: за то, что сделал, грозит реальная ответственность. И я уже стал осознавать, что придется сидеть.
Здесь передвигаешься свободно, улица — все можно. Больше людей — лучше, чем в тюрьме. Но все равно я бы не хотел, чтобы кто-то из моего круга общения, да и не только… вообще, чтобы ребята, которые на воле, сюда заезжали. Все, что там говорят: «Зек! Ты уже отсидел. Крутой, блатной, заводной…» — ничего здесь хорошего нет. Наоборот, нужно стремиться работать, чтобы содержать семью. Здесь ребята сидят — 20 лет, 21 год, а развитие, как у восемнадцатилетнего пацана. Хотя уже через несколько лет надо семью создавать, детей растить. А мы здесь сидим. Смысл?
В будущем я хочу быть водителем. Это моя мечта. В колонии я уже получил специальность токаря третьего разряда. Сейчас учусь на столяра-станочника. Тоже профессия нравится. В будущем можно получить третий разряд. И если бы мне на воле попалась работа по такой профессии, я бы не отказался. Токарем тоже быть неплохо. В колхоз, может, и не пошел бы, а на крупные заводы — с удовольствием. На МАЗ или Тракторный.
Самое сложное в колонии — это ограниченность. Хотелось бы домашнего очага. Не хватает родных. Бывает, просто настроение падает. Сложно передать словами. Хотелось бы поскорее домой. Сейчас условно-досрочное подходит. Может быть, освободят.
Слово замполита
Зеков снимают с производства. На сегодня рабочий день закончился. Впереди — школа и ПТУ. А пока сотрудники колонии смогут разгрести промзону от металлолома, который они притащили неизвестно откуда, чтобы выполнить норму по сдаче металлолома государству.
В последнее время работники ВК-2 все больше грустят. Зарплаты съела девальвация-2011, жены стали зарабатывать больше, чем мужья, а контролеры — увольняться, потому что «на миллион-полтора прокормить семью сложно». Но, тем не менее, жизнь продолжается. Несовершеннолетние прибывают в воспитательную колонию, а взрослые работают над их укрощением.
По всем канонам белорусской журналистики автор не может поставить точку в своем материале, не озвучив точку зрения начальства. Поэтому завершит этот репортаж вольная трактовка Пушкина от заместителя начальника ВК-2 Федора Зайца. Он же — замполит:
Сейчас осужденные находятся в лучших условиях, чем человек в обществе. Школа — завели, привели. Завтрак, обед, ужин. В воскресенье спортивные праздники. Приехали артисты. Мы практически готовим людей, которые как детдомовские. Не в обиду сказано, это очень плохо — среди детдомовских работать. Они личности. Они — враги, и все для них — враги. И они не понимают ничего. Они считают, что им все обязаны. Но здесь они сыты. Килограмм мяса уже раз в семь подорожал на свободе. А здесь — положено было сто грамм мяса, сто грамм мяса и дайте. Положено кусок рыбы вечером? Ту рыбу и дайте. Каждый день чай, сок пьют. Мой сын уже сока месяца два не пил натурального.
Наша задача — оградить общество от людей, которые мешают жить. Они должны отбывать наказание у нас. Исправился? Иди работай. Не исправился? Сиди до конца срока. Каждый человек должен осознать, что он хочет в жизни. Вот если мы ему еще это дадим, подтолкнем… Как говорил великий Пушкин: «Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог, он уважать себя заставил и лучше выдумать не мог». Правильно? Так вот. Мы — люди закона. И в наших мундирах они видят закон. За то время, которое они у нас находятся, мы должны научить и заставить уважать нас. И когда они выйдут, 70% будут думать: «Ну его нафиг…» Потому что сядут опять.
Текст:
OOO «Высококачественные инженерные сети» осваивает новейшие технологии в строительстве инженерных сетей в Санкт-Петербурге. Начиная с 2007 года, наша компания успешно реализовала множество проектов в области строительства инженерных сетей: электрическое обеспечение, водоснабжение и газоснабжение. Более подробная информация на сайте: http://spbvis.ru/
Комментарии