Героям слава. Колонка Степана Гребенко

Передо мной стояла женщина средних лет с грустными, но очень добрыми глазами. Она просила помочь посадить ее дочь в машину. Та уже выросла и стала совсем тяжелой. Рядом с женщиной — коляска с ребенком лет двенадцати. Стало понятно сразу: девочка сама передвигаться не может. Как не может и разговаривать. Я, признаться, в этот момент тоже не мог.

Степан Гребенко

Женщина открыла заднюю дверь автомобиля, и я попытался как можно аккуратней пересадить ребенка из коляски в машину. В этом возрасте уже пахнут сигаретами, жвачками, модными шмотками и чем угодно, но только не детством. Она же в свои двенадцать отчетливо пахла ребенком, и меня это жутко испугало. Женщина поблагодарила меня, мило улыбнулась и уверила, что сама загрузит коляску в багажник. После чего исчезла так же внезапно, как и появилась.

Еще до половозрелого возраста нам объяснили, что все герои описаны в книжках и увековечены в холодном металле в виде загаженных птицами памятников. Последнее можно понять: у птиц не было школьной программы и они, по всей видимости, срут либо по понятиям, либо по наитию. А вот обществу с малых лет четко рассказали, куда срать, а кем восхищаться. И едва на горизонте появляется слово «герои», как мы начинаем смотреть на вопрос так глобально, что готовы проследить претендентов на это звание вплоть до самого начала человеческого рода. Дай нам чуть больше времени, и мы нашли бы героев среди тех, кто еще бегал с палкой за мамонтом, решая таким образом вопросы пропитания. Мы так старательно всматриваемся в генеалогическое древо человечества по части геройства, что не замечаем их рядом с собой. В спешке частенько задеваем их плечом и напрочь отказываемся освободить место в транспорте.

А герои — среди нас. Они ходят с нами по улицам, ждут зеленого на светофорах и трясутся в метро. Чаще всего стоя.

И снова детская коляска. История классическая и, к моему сожалению, заурядная. Отец малыша бросил молодую мать с грудным ребенком. Оставил ее наедине со взрослой жизнью и полным набором сопутствующих неприятностей. Она довольно быстро поняла, что помощи ждать неоткуда, и максимум, на что способны небеса — выделить на полтора часа двух знакомых мудаков, чтобы те погуляли с коляской, пока мать-одиночка сдает экзамены в вузе. На учебу она приезжает из другого города. Работает и усердно учится. На руках грудной ребенок, которого даже на время сдачи сессии не с кем оставить…

Мы чтим только тех, о ком принято говорить громко. А это всего лишь женщина, которая уже не первый год спит по несколько часов в сутки, умудряясь работать, учиться и в одиночку растить ребенка. Выдержать такое, не сломаться и не сорваться. Не просить лишний раз о помощи и не уронить достоинства. Теми, о ком принято вспоминать вполголоса, мы так же и восхищаемся: почти шепотом, чтобы предательские имена не услышали за пределами кухни. А герои — среди нас. Они ходят с нами по улицам, ждут зеленого на светофорах и трясутся в метро. Чаще всего стоя.

Мы стали похожи на врачей неотложки. С той лишь разницей, что их можно понять: если не пропитаться цинизмом, с такой работой можно свихнуться. А с нами-то какого черта происходит? Мы настолько привыкли к бабушкам, мерзнущим у метро с пожухлыми букетиками цветов на продажу, что уподобляемся пролетающим над памятниками птицам. Другими словами — срали мы на все это. У нас свои дела и заботы. Мы жалуемся на штрафы, неудобную обувь, невнятный сюжет голливудских блокбастеров и дорогие невкусные минские кабаки.

А если поставить хотя бы каждой второй заслуживающей того женщине по памятнику в родном городе — мы не смогли бы протиснуться сквозь них даже к себе во двор. И если мы не начнем, наконец, видеть в этих женщинах героев, — нам пора перестать думать про памятники и начинать про оградки.