Ни хао. Колонка Дмитрия Новицкого

Я хочу, чтобы девушка с золотым блюдом могла пройти от Желтого моря до Черного, не опасаясь ни за блюдо, ни за свою честь.

Грохоча гусеницами, по раскисшей весенней дороге на Ивана двигался китайский танк. Иван сошел в грязь, снял шапку, поклонился и сказал традиционное для «белоруса-нули»:

— Ни хао!
Незаметно сплюнул, поправил пояс слуцкой фабрики народного ткачества и побрел дальше в тонкую полоску между свинцовым небом и серостью земли. Дорога давалась тяжело. Мешали не столько многочисленные заставы и патрули, сколько погода: ранней весной хлюпает даже душа.

Медленной улиткой ползет Иван в грязи. Глаза смотрят только вперед: нет ни малейшего желания оборачиваться на густое желтое облако Минска. Покрытый едким смогом, город в агонии вздымает бетонные щупальца небу. Задыхается в сладком привкусе китайских специй и дыме многочисленных заводов.

— По крайней мере, сюда они еще не добрались, — врет сам себе Иван, поглядывая на бескрайние рисовые поля, в которые превратились Вилейское водохранилище и Нарочанские озера. Открывать оросительные шлюзы еще рано, поля окутаны одиночеством и туманом. В котором так хорошо слагать стихи. Особенно, если у тебя сухие ноги.

— Я невелик, но я в больших башмаках… — Ивану почему-то пришла на ум старая китайская песенка. Правда: башмаки на самом деле ему велики. Рваные, зияющей пастью похожие на глубоководных чудовищ, они достаточно непривлекательны для хранения секрета. Секрет зашит в подошву: маленький чип, который должен взорвать атомную станцию.

Только бы донести, только бы передать чип Миколе…

Микола — один из наших. Из партизан. Говорят, во Франции тоже кое-где остались очаги Сопротивления. Из кустов, из снайперских винтовок уничтожают воинствующих мусульман. Но Объединенные Мусульманские Эмираты Европы твердо стоят на ногах: после третьего раздела Европейского Союза Германия отошла турецкому халифу, после краткой, но ожесточенной борьбы Франция попала под юрисдикцию Алжира. Европейские эмиры завоевали даже Англию: Индия милостиво приняла немногочисленных оставшихся в живых…

Но сейчас это не важно. Несущественно. Ведь главное — дойти. Главное, чтобы китайские патрули не заметили ложный рисунок отпечатков пальцев, не обнаружили искусственный глаз и ложную структуру ДНК — спасибо русским товарищам за помощь.

Смиренно сгорбившись, Иван бредет вдоль рисовых полей. Он совершает хадж, паломничество в костел стройотряда Гервяты. Этот костел один из немногих уцелевших во время Культурной революции, когда ружье стало ценнее книги.

Теперь времена спокойные. Теперь передовикам производства разрешено раз в жизни сходить в хадж на могилы предков, помолиться в семейном костеле.

Иван — передовик: об этом говорят стертые в мозоли руки, горб и постоянный кашель из-за паров ртути.

Ковыляет, ползет Иван: снежная крупа, секущая с неба, не похожа на лепестки роз. Пусто. Ни души до начала сельскохозяйственных работ. Не видно на полях ни трудолюбивых белорусов, ни их восточных смотрителей.
Грустно.

Но все изменится после Большого Взрыва: русские товарищи рассчитали точно. Радиоактивное облако накроет всю территорию — вплоть до Смоленска, Чернобыля и Беловежской пущи, где люди до сих пор тайком выращивают картошку.
С рисовых полей китайцы уйдут сразу: они слишком много знают о периоде полураспада.

Большой взрыв станет шансом на независимость: с йод-препаратами обещали помочь японцы. Выживать в радиации умеем — постепенно, даст Бог, к нашей колонии подтянутся оставшиеся в живых европейцы…

Об этом молился Иван в пустом, сыром холодном костеле.

— Здравствуй, брат, — тронул его рукав служитель в черном.
Они проследовали в маленькую сторожку. Иван передал чип, привалился спиной к теплой печурке са старадаўняй «кафляй». И с наслаждением шевелил пальцами босых ног. Миссия выполнена — по крайней мере, для него.

Рядом сидел мальчик и терпеливо рисовал свои первые в жизни иероглифы в толстой тетради. Иван запустил руку в карман, достал последнее ценное, что у него осталось, — клубень запрещенной картошки.

— Бери… — ласково улыбнулся Иван. — Бери, бери — не бойся…
— Сесе, — осторожно поклонился мальчик.
— Не, хлопчык, не «сесе» — а дзякуй. Па-беларуску гэта будзе «дзякуй», — по-прежнему улыбаясь, повторил Иван. — Разумееш? Дзякуй…
Мальчик нахмурился.
И заплакал.