Вам нужны девочки. Колонка Антона Кашликова

Журналист и писатель Антон Кашликов — о своем знакомстве с самой старой проституткой Франкфурта и единственно верном ответе на вопрос «Зачем писатель пишет?».

Kashlikov_43.indd «О чем ты пишешь?» и «Почему ты это делаешь?» — наверное, самые частые вопросы, которые задают человеку, который занимается составлением слов в предложения. Десятки раз мне приходилось что-то мямлить, отвечая на этот вопрос. Потому что четкого ответа, разумеется, нет. О чем? О всяком. Почему? Так получилось. Это звучит малоубедительно и не очень интересно. Ни журналист, ни писатель больше не кажутся профессиями романтическими (впрочем, трудно сказать, какая профессия сегодня может считаться таковой; кажется, романтичным осталось только безделье).

Недавно у меня вновь был повод задуматься о сути моего ремесла. «Как ты пишешь? Каков твой метод работы?» — задавший мне этот вопрос мужчина неожиданно достал из внутреннего кармана куртки старый кассетный диктофон и нажал на кнопку «rec». Это было, как говорят немцы, komisch. Я хотел уж было рассмеяться и дружески хлопнуть мужчину по плечу, но вдруг увидел в его взгляде предельную серьезность: ему действительно было интересно.

Мужчину звали Францем, на вид ему было лет 60. Наше короткое знакомство состоялось во франкфуртском баре Moseleck, что на Мозельштрассе, где мы в компании приятелей отмечали наше скромное участие в книжной ярмарке.

Это местечко, куда мы забрели совершенно случайно, я запомню надолго. Сравнится оно может разве что с моим любимейшим будапештским злачняком Bakegér Borozó. Тут было все, что нужно: дешевые цены, крепкий шнапс, прокуренный воздух, интеллигентнейшая публика, состоящая из местных пьяниц и шлюх из окрестных борделей, а главное — неповторимая атмосфера праздника. Здесь вполне могли пить герои Ремарка, да и сам Ремарк — бар был основан в 1900 году.

Франц тоже, как и все мы, был писателем и поэтом. Правда, если я правильно понял, не слишком удачливым: ни одной книги так и не было опубликовано. Он медленно говорил по-английски, тщательно подбирая слова, время от времени переходя на свой родной немецкий. Я понимающе кивал. «Всегда ношу с собой диктофон, ю ноу, — доверительно сообщал он мне, то и дело отпивая виски из стакана. — Записываю на него шум города, голоса, людей. Это помогает мне запоминать, что было, чтобы потом писать. Я пишу роман про человека с маниакально-депрессивным синдромом, ю ноу. Это сложная тема. Кстати, видишь даму в шубе, которая только что зашла? Это Сьюзи, самая старая проститутка Франкфурта».

Kashlikov_41 Сложно сказать, сколько лет было Сьюзи. Неприлично задавать дамам такие вопросы. Впрочем, мне удалось выяснить, что уже 27 лет Сьюзи каждый вечер после работы приходит в бар Moseleck. Ее здесь знали все: бармены угощали выпивкой, мужчины уступали стул (стулья в этом баре были, кстати, намертво привинчены к полу, видимо, чтобы не было соблазна использовать их как оружие в пьяных драках). Сьюзи была уже изрядно пьяна.

Пока мы сидели, в бар привычно заходили трансвеститы из окрестных пип-шоу, заказывали пиво и дымили сигаретами, нервно обсуждая что-то свое, трансвеститское. Началась и быстро закончилась вялая потасовка. Появился мужчина, который вручил каждому по визитной карточке. На визитке было написано: «Энди Панки. Массаж, рок-н-ролл».

Уже потом, когда мы неспешно брели в отель, отбрехиваясь от зазывал в стрип-клубы и эротические кабаре (да, мы жили рядом с кварталом красных фонарей, нам повезло), один из них, шустрый темнокожий парень, схватил меня за руку и жарко начал кричать в ухо: «Камон, гайз, вам не нужны книги, вам нужны девочки».

Про книги догадаться было немудрено: в эти дни по Франкфурту гуляли десятки тысяч людей, приехавших сюда ради книжной ярмарки. Но как четко он сформулировал вторую часть фразы! По крайней мере, теперь у меня есть ответ на вопрос «почему». А уж «о чем» — какая, собственно, разница.