«Волки». Колонка Евгении Добровой

Евгения Доброва вспоминает — и делает это так тонко, что щемит в груди, и видишь себя в школьном классе, а пальцы чувствуют тяжелые клавиши советского фоно.

dobrova_logo Мне шесть лет, я сижу в доме культуры ВСЕГИНГЕО в большом пустом классе, где только пианино в углу и бюст Ленина, возле которого вечные хризантемы — живые цветы круглый год. Они стоят в вазе так долго, что у них гниют стебли. И тогда, подловив момент, когда в классе никого, мы с Юлькой вылавливаем карандашиком сгнившую мерзость и — хлоп! — вешаем Ленину соплю под нос.

Я сижу за инструментом, учительница — как же ее звали — Римма выстукивает на моем плече ритм. «Гей ты, Висла… — легче, нежнее! Представь, что ты пастушок со свирелью».

Разольются переливы

По реке, по реке…

Поведут волы ушами

Вдалеке, вдалеке…

Мелодия печальна, и мне нравится.

Я не думаю о том, что Висла в Польше и что есть вообще Польша. Я сижу в жарко натопленном классе — а у нас дома холодно, когда приходишь, сначала надо печку растопить, — в летнем платьице без рукавов, а за окном зима, за окном темно, и кажется, что поздно, хотя всего-то шесть часов. Январь 1983 года. С Риммой мы поем за пастушка: он играет, и слышат его стада, а потом он зовет девушку, говорит: «Сверкни мне очами, дивчина!» Но мелодия такая грустная, что хочется разрыдаться прямо над нотами.

Dobrova_48 Играю эту «Вислу» в сотый раз. Всех уже ей замучила. Потом переходим к этюдам Черни — и я забываю о пастушке на тридцать лет.

И вспоминаю вчера, стоя над темной водой.

Hej, ty Wisło…

Перевод в детском песеннике был неточный: «голубая» добавили для красоты, в оригинале Висла — «мудрая река», и свирель пастуха услышали… Стойте, стойте! Кто услышал? Волки! — поет Бернард Ладыш. Wołki.

Я слушаю Ладыша и вижу стаю волков. Они уже близко, они летят на свирель… Мелодия не обманула. Эта нота невыразимой смертной печали была слышна сквозь буколики слов, летела сквозь пелену времен над темной водой, тянула на берега, где пашни черны и края бесприютны.

До меня не сразу доходит, что «волки» — это волы, «бычки мои» (ибо настоящий «волк» по-польски — «вильк»); я слежу за печальной мелодией и слышу приближающийся вой.

Этот странный случай дислексии, подмена овец на волков, и, как следствие, совершенное схождение в точку абсолюта проясняет мне многое о себе, о детстве, о Польше, о красоте и тоске.