18+
23 июля 2013 Интервью
Виктор Мартинович: «Беллит не знают на Западе. Нам категорически не хватает переводчиков на другие языки»
Накануне нашего интервью с Виктором Мартиновичем в свет вышла его новая книга «Сфагнум». Этот, на первый взгляд, приключенческий детектив вызвал резонанс и расколол белорусов на два лагеря. Одни говорят, что это еще хуже Донцовой, другие советуют искать контекст и подтекст. А мы разыскали Виктора и задали ему вопросы о новой книге, а заодно о месте белорусской литературы на Западе.
| КТО: | самый красивый белорусский писатель |
|---|---|
| ПОЧЕМУ: | вышел новый роман Виктора «Сфагнум» |
| ОБРАТИТЬ ВНИМАНИЕ НА ФРАЗУ: | «Белорусы не гордятся своей литературой и не гордятся своей страной — это пережиток проовинциализма. Который сейчас успешно преодолевается. В том числе,— благодаря городским журналам, таким как ваш» |
— Виктор, расскажите о вашей книге. Многие говорят, что это развлекательное чтиво, хуже которого только Дарья Донцова. Другие ищут и находят в ней философский подтекст.
— Мне особенно нечего рассказать о книге. Лучше всего о ней расскажет сама книга. Мне кажется, чем меньше писатель говорит о книге, тем лучше для нее. Что касается «хуже Донцовой», тут ситуация такая: критик Андрей Росинский оценил ее как «Маркеса, прочитанного Кьеркегором». Он написал, что в этом жанре книга — единственная в своем роде. Я допускаю, что менее взыскательный читатель может ошибочно принять ее за детектив. Я лишь порадуюсь.
Моей целью было создать текст, который можно читать на нескольких уровнях. Текст, который тупарь прочел бы как «детектив», интеллектуал или критик — как размышление о метафизике. В этом смысле я очень порадовался, прочитав определение Аси Поплавской, что этот роман как бы одновременно элитарная и маргинальная проза: в этом была моя задача. Мне, как «пацыку с автаза», приятно, что масса проглотила наживку: с ее мозгом, поверьте, проведена сложная и вдумчивая работа на тех уровнях, о которых они не подозревают.
— Как правильно читать вашу книгу? Расскажите об авторских гиперссылках, которые незаметны невооруженному взгляду.
— Ну что вы! Кто же такие штуки рассказывает! Я надеюсь, что книга найдет своего внимательного читателя, который увидит в ней не только Лакана, «Залечь на дно в Брюгге», и прямые цитаты из Линча, но и многое другое, менее очевидное. В некотором смысле, эти мои слова являются приглашением к такому внимательному читателю как-то обнаружить себя. Пока таких читателей — всего два человека — на 2,3 тысячи, скачавших книгу, и 500 человек, ее купивших. Первого зовут Андрей Росинский, вторую — Лидия Михеева.
— Иногда вы шутливо называете вашу книгу «Люди на болоте-3». Вы считаете, проблематика настолько изменилась? Коллективизация, любовь, осушение болот… А сейчас — взятки, бандитизм и алкоголизм? Такой вы видите современную Беларусь?
— Мне кажется, метафизически проблематика ничуть не изменилась. Коллективизация и осушение болот были в некоем глобальном уровне абсолютно равнозначны попытке пацанов откупиться от бандитов, помидорам, которые «чырнеют», и «мармышелем», который, остывая, слипается и портит милиционеру Выхухолеву ощущение триумфа от присвоения очередного звания. Понимаете, у этого одного есть общее название: «сфагнум». То есть, «болото», в переводе с латинского.
— Есть ли у героев книги реальные прототипы? Если да, — назовите. И описаны ли ситуации, которые случались с вами в жизни?
— Прототип есть лишь один — «болотный человек» Степан. Роман изначально замышлялся как описание серии путешествий героя к нему, путешествий, которые бы повторяли мои сеансы общения с этим «человеком силы». Но потом я понял, что Кастанеда уже был, а белорусской литературе нужен детектив, а не эзотерика. К тому же большинство опытов, пережитых в общении с прототипом Степана, не поддаются овеществлению в литературном сюжете.
— В книге вскользь проходит тема употребления наркотиков. Заваренный в болоте чай, непонятные видения… Что вы об этом знаете?
— Отвечу прямой цитатой из интервью Виктора Пелевина после выхода его романа «Поколение П». У него спросили, что он знает об употреблении ЛСД. Пелевин ответил: «На провокационные вопросы в реальном времени не отвечаю». На самом деле, единственный действительно адекватный ответ на этот вопрос — от шести до восьми лет с конфискацией. В духовном плане считаю, что наркотики очень похожи на прыжок в колодец — ощущение эйфории есть, но оно очень непродолжительное и всегда заканчивается неадекватной по силе расплатой — головой о дно. Но это тоже цитата из Виктора Пелевина. Подумалось, что мог бы, наверное, все интервью наполнить цитатами — открытыми или нет. А может, я так и делаю?
— Вы считаете, писатель должен попробовать все? Если да, — вы пробовали недорогое плодово-ягодное вино, о котором так много написано в вашей книге?
— Да, я пробовал недорогое плодово-ягодное вино. И ангелы пели мне, и небо плакало.
— Сколько лет должно быть человеку, чтобы он стал писателем? Нужно для этого сначала пройти «огонь, воду и медные трубы?»
— Недавно, гуляя по частному сектору вокруг Лошицы, я увидел пацана, которому было лет семь. Он прошел мимо меня, окинув таким равнодушным, погруженным в мысли, взрослым взглядом, что я внезапно понял, что гораздо младше его. Мне кажется, он мог бы стать очень хорошим писателем. Мне кажется, он прошел «огонь, воду и медные трубы», которые в его случае могли выражаться просто в желании и финансовой невозможности купить мороженое «Каштан», сбитых коленках и нескольких потасовках. Для того, чтобы стать писателем, нужен опыт и, быть может, травма. Хотя тут снова полез Лакан.
— Виктор, наших читателей очень интересует, что такое структурный психоанализ Лакана? Расскажите, пожалуйста, об этом.
— Cтруктурный психоанализ Лакана — это примерно то же самое, что пыталась отвечать «студентка» на «экзамене», только без слова «х..й» и ощущения похмелья от тусы с «азерами» в Белой Веже. (Мы же от себя добавим, что этот ответ — сплошная теоретическая какофония, и ничего больше — «Большой»).
— Скажите, за структурный психоанализ вас часто били в детстве? Откуда такие познания мира «гопников» и отношений интеллигента с гопником?
— Рассказывая про структурный психоанализ в контексте моих «терок» с гопниками, я чувствую себя, как будто на психоаналитическом сеансе, как во время структурно-психоаналитического разбора моих взаимоотношений со структурным психоанализом. Так, знаете, в юности меня спасало, что слов «структурный психоанализ», «синтом», «стадия зеркала» я еще не знал, а был, в общем-то, нормальным «пацыком с автаза». В принципе, мне кажется, стадия вытеснения «пацыка с автаза» «Витей — доктором наук» завершилась не до конца, но каждый раз, когда происходит столкновение этих двух сущностей в моем подсознании, мне сильно помогают «Семинары» Лакана и понимание структуры психического аппарата по Фрейду.
— Существует ли сейчас в Беларуси какое-либо литературное направление? Как вы думаете, что будет написано в учебнике по литературе через 100 лет о нынешнем времени?
— Через сто лет о последних двадцати годах будет написано как о совершенно упущенном времени. Существует ли единое направление? Думаю, нет. Есть несколько ярких авторов, каждый из которых создает свой мир, свою литературу. Но единого литературного направления нет и в глобальном литературном пространстве: Барнс ключевым образом отличается от Бэнкса и все они вместе — от Макьюэна.
— Кого из современных белорусских писателей нужно обязательно прочесть современному же белорусу?
— Альгерда Бахаревича, Сергея Балахонова, Антона Кашликова, Татьяну Замировскую, Сергея Календу, Андрея Федоренко, Владимира Некляева (его последний роман прекрасен и то, как его поносят, только доказывает тезис: в Беларуси быть успешным всегда значит — попасть «под обстрел» благодарных сограждан!)
— Вы употребляете алкоголь? Он помогает в написании книг, поиске сюжетов и вдохновения?
— Алкоголь — худший враг писателя. Хорошая крыша летает сама. Я не употребляю алкоголь.
Женщина вдохновляет на серьезную прозу лишь тогда, когда делает тебе очень больно.
— Женщина является музой для писателя. Или только мешает и путается под ногами?
— Женщина однозначно вдохновляет, она — один из самых сильных стимулов творчества. Но надо понимать правильно: она вдохновляет на серьезную прозу лишь тогда, когда делает тебе очень больно. Поэтому женщины бывают либо хорошими спутницами, либо настоящими музами. Муза — почти всегда стерва, похотливая, эгоистичная кошка, которая за три месяца достает тебе все кишки и оставляет после себя невроз, трясущиеся руки, иссушенную душу и желание уединиться в пространстве текста.
— У вас есть женщина?
— На вопросы о личной жизни я однажды решил не отвечать.
— Должен ли современный писатель быть не только писателем, но и продавцом. Пиар, реклама… Должно ли все это волновать гения?
— Все это, конечно, не должно волновать гения. Но мне кажется, что пиара не существует. Я это говорю как университетский преподаватель, который «собаку съел» на доказывании студентам тезиса о «сконструированности» нашей реальности. Но, право, чем взрослей я становлюсь, тем больше понимаю, что «пиар» работает только тогда, когда человеку реально есть, что доказывать, когда его на уровне сердца интересует какой-то предмет. То есть, пиара не существует.
— Вы много бываете на Западе. Знают ли там белорусскую литературу? И какой роман нужен, чтобы о Беларуси начали читать и разговаривать на Западе?
— Беллит не знают на Западе. Мне кажется, все романы уже написаны, например, «Автомат с газировкой» Некляева — действительно шедевральная вещь. Просто нам категорически не хватает переводчиков на другие языки. Я был в Дрездене, на совместных чтениях со знаменитым польским писателем Даниэлем Одией. На чтениях присутствовали четыре студентки-переводчицы, которые изучают польский язык, будучи немками! Чтобы переводить с польского художественную прозу! Во всей Германии — один (!!!!!!) переводчик с белорусского — Томас Вайлер. Немецкие и другие европейские вузы не готовят белорусистов. Во многих смыслах мы выключены из процесса.
— В одном из интервью вы сказали, что белорусский язык, скажем так, слегка неактуален — писать нужно на разных языках. Но есть чувство языка, его ритм. В чем отличия для вас, когда пишете на русском и на белорусском? Чем отличаются эти языки с точки зрения писателя — эмоции, ритм, ощущение жизни?
— Отличия огромные, их можно понять, сопоставив беларускамоўны «Сцюдзёны вырай» и русскоязычный «Сфагнум». Я не утверждаю, что белорусский язык неактуален, я просто предлагаю задуматься об одной штуке: вот, представим — на дворе 2050 год. Все общаются с помощью встроенных в голову коммуникаторов-переводчиков. И вдруг оказывается, что в этой глобальной деревне язык не так важен, как месседж, который им передается. В чем месседж современной белорусской национальной культуры? Кроме тезиса о языке, который очень важен? Где он?
— Одним из своих кумиров вы считаете Хантера Томпсона. Если бы вы брали у него интервью, — о чем был бы ваш разговор? Какие вопросы задавали бы Томпсону?
— Я думаю, мы бы славно помолчали. Потом бы заехал Снуп Догги Дог с Джонни, подвезли бы стаффа и пластинок. Словом, я уверен, мы бы не соскучились.
— Вы сказали, что в Беларуси есть писатели, но нет читателей . Почему? И какая ситуация в других странах?
— Вот смотрите, у нас есть блестящий роман Уладзислава Ахроменки «Теория заговора». В некотором смысле это – наш «Код да Винчи», действие которого развивается, к тому же, в маленьком городке, очень похожем на Рогачев. Вы читали этот роман? Его видела публика? О нем рассказывали по ТВ? Ахроменка ведет, как Виктор Ерофеев, передачу о культуре? Вот я говорю об этом!
— Почему белорусы не гордятся своей литературой и не гордятся своей страной?
— Мне кажется, это пережиток колхозного провинциализма. Который сейчас успешно преодолевается. В том числе, благодаря городским журналам, таким как ваш.
— Вы можете назвать нашу страну деревней? Деревней, вокруг которой болото? Ведь именно такой образ, как нам кажется, подразумевается вашими книгами.
— Могу ли я назвать страну деревней? Нет, скорей белорусская деревня является автономной и не изученной страной, у которой, кстати, нет ни столицы (Минск в данном случае ничем не «рулит»), ни единого «языка», ни единой «религии», ибо в каждой деревне бабуля-шептуха снимает проклятия по-своему.
Беллит не знают на Западе. Просто нам категорически не хватает переводчиков на другие языки.
— Курт Воннегут сказал, что писатели — это «системы охранной сигнализации», они всегда срабатывают, когда назревает какая-либо проблема. На какие проблемы сейчас должны срабатывать белорусские писатели?
— Ну, а другой автор сказал, что писатели — это не лекарство от боли. Это сама боль. Я подробно сообщаю в своих текстах о тех проблемах, которые вижу в обществе. В этом смысле «Сфагнум» и «Паранойя» — об одном и том же. Во втором случае — глобальный страх, в первом — глобальный же абсурд, вызванный тотальной необразованностью.
— О чем будет ваша следующая книга?
— Именно поскольку я суеверен, я никогда не отвечаю на вопрос о творческих планах, даже когда они у меня имеются (сейчас их нет). Моим главным творческим планом является идея до конца года проехать Китай автостопом.
— Вы не могли бы написать рассказ для журнала «Большой»?
— Да, конечно! Почту за честь!
OOO «Высококачественные инженерные сети» осваивает новейшие технологии в строительстве инженерных сетей в Санкт-Петербурге. Начиная с 2007 года, наша компания успешно реализовала множество проектов в области строительства инженерных сетей: электрическое обеспечение, водоснабжение и газоснабжение. Более подробная информация на сайте: http://spbvis.ru/
Комментарии