Анатолий Кузнецов: «Художник — это большая любовь»

«Большой» побывал в гостях у художника-беспредметника Анатолия Кузнецова, который рассказал о Лао-цзы, медитации, актуальном искусстве, «неформате» и своем собственном «Пути».

063

В беседе принимала участие искусствовед, профессор Академии искусств Ленина Миронова.

Алесь Суходолов: Анатолий Васильевич, в сентябре открывается ваша большая «персоналка» во Дворце искусств. В Минске не было ваших выставок уже около пятнадцати лет. Известно, что новая выставка будет называться «Путь». Что это за «путь»? Расскажите, пожалуйста, об ее концепции.
Анатолий Кузнецов: Концепция простая. Путь — это, в общем-то, мною пройденный путь, «путь» в философском значении слова. Целый цикл картин у меня есть на эту тему. Он посвящен Лао-цзы, его труду «Дао де цзин» («Путь и совершенствование»). Я с этим прожил кусок жизни, для меня очень понятно значение слова «путь» — это развитие, это рост, внутреннее знание и т.д. И сама выставка будет состоять из более поздних, последних работ. Хотя уже и время делать ретроспекцию, если на то пошло, но мой «Путь» — это о куске прожитой жизни за десятилетие, не более.

Андрей Диченко: Сегодня в Москве, городах в США и Европы проходят настоящие протесты художников. Как вы считаете, художник должен участвовать в таких процессах или он должен быть документалистом в данном случае?
А.К.: А я никак не считаю. У каждого своя жизнь, свой внутренний интерес быть художником. Как он им будет — это его дело. Я, например, категорически отрицаю все протесты, все лозунги, всю политизацию. Для меня политики в искусстве не существует. Я не способен на это, я просто рисую.

062-1

«Большая» справка
Анатолий Кузнецов. Художник. Родился в 1947 г. в Усть-Камчатске Хабаровского Края (Россия). Учился в народной изостудии Брянска у выдающегося педагога В. Воробьева, окончил Белорусский государственный театрально-художественный институт. С 1986 г. — участник легендарного объединения «Немига-17». С 1994 г. занимается беспредметной (абстрактной) живописью. Основные серии работ: «Колористические пространства», «Белая сюита», «Вибрации света», «Возвращение в Египет», «Метафора забытых истин», «Путь». Последняя большая персональная выставка А. Кузнецова в Минске проходила в 1997 г. В 2007 г. юбилейная выставка прошла в Москве в «Новом манеже».

Ленина Миронова: Но, Анатолий Васильевич, вы же не сможете отрицать той мысли, что художник — это медиум, посредник между какими-то силами объективными, высшими — хотя бы тем же «дао», управляющим всем жизненным процессом, — и между публикой, своими зрителями? И он же может неосознанно передавать эти объективные факторы в своем творчестве?
А.К.: Я не то чтобы отрицаю это — я, наоборот, приветствую, я этим и занимаюсь. Ведь для чего оставлена информация? Вот я написал очередную картину, я оставил информацию. И эту информацию кто-то считал. У меня есть связь с этим человеком — а это уже общность, единомыслие.

Л.М.: Это передача от вас к потребителю. А есть ведь еще и передача от объективных обстоятельств к вам…
А.К.: Для меня это простое явление — это вибрация, это те ощущения, те реакции, которые со мной происходят. Я и пытаюсь о них разговаривать в искусстве. Есть бесконечное множество нюансов этих вибраций.

Л.М.: Но, тем не менее, мелочами жизни вы как-то не занимаетесь…
А.К.: Мелочами я занимаюсь. Я беру лопату, копаю землю и благодаря этому полностью нахожусь в связи с природой. Я себе нашел такой ход, что на лето я уезжаю из города — из этой клоаки, шума, гама и вечной спешки… Я уезжаю в медитацию. Для меня копание земли — это медитация. У меня есть потребность сидеть в лодке с утра до ночи и смотреть на воду. С удочкой, конечно, как все рыбаки, но смотреть на воду, на ее движение, как она изменяется. И за этот промежуток времени проходит такое количество информации, такая считка… Она подсознательно откладывается, я даже не думаю, что хочу что-то там написать по этому поводу. А потом происходит переполнение, и то, что переполнилось, нужно, чтоб быстренько ушло. И что ты пишешь, ты даже сам не понимаешь, не осознаешь.

Для меня копание земли — это медитация

А.Д.: Мы говорим о призвании художника в данный момент, а как вы считаете, на сегодняшний день классическое художественное образование — оно обязательно, чтобы сказать что-то миру, или это уже какой-то рудимент?
А.К.: Почему по этому поводу так много разговаривают? Ведь художник может состояться и без грамоты полной, как, например, примитивисты. Там никакой грамоты нет, но там душа поет, там любовь большая. Для меня лично грамота многое дала. Обладая грамотой, я получаю большие знания по сей день. Я же был академическим художником, я ж учился: если самовар блестит — так он блестит, если окислился — значит, окислился. А с другой стороны, в мире много художников, которые вообще не имеют никакого образования, и они состоялись. Ответа здесь однозначного быть не может. Художник — это большая любовь, это никакая не профессия.

А.С.: В наше время много говорят о наступающей эре Водолея или «новой эре». В числе отличительных черт этой эпохи — синтез учений Запада и Востока, интеграция цивилизаций. Можно ли серии ваших произведений «Долина фараонов» и «Метафора забытых истин» считать детищем «новой эры»?
А.К.: Можно. Мир очень широк в своих взаимопроникновениях. Знания Востока и знания Запада — они приобретенные, среди них много древних знаний. Почему у меня есть картина «Метафора забытых истин», почему я об этом разговариваю? Потому что истины — они были давно, они были до нашей эры сформулированы. Как человек живет, так стали эти истины появляться. Время проходит, и мы спешим, мы забываем эти знания. Цивилизация утрачивает ту медитацию, а Восток по отношению к Западу более склонен к медитативным ощущениям. Запад более склонен к техническому прогрессу. А взаимосвязи и дают какие-то новые результаты.

__Kuznecov__25__.indd

А.Д.: Часто бывает, что в жизни творческих людей происходят какие-то события, когда у них полностью меняется система ценностей. Можете рассказать о таких ключевых событиях в своей жизни?
А.К.: Я вообще этого не помню. С тех пор как я себя помню, я все время люблю искусство почему-то. Правда, я начал заниматься сравнительно поздно, фактически перед армией, когда мне было лет девятнадцать. Попав в студию в Брянске, я себе сказал: я в этом должен быть, как я этого раньше не знал? И все — я там остался навсегда, в искусстве. А переоценка ценностей — она и не происходила. Я как-то органично вписался в это состояние и считаю себя счастливым человеком. Меня интересует получение знания, самоформирование, познание себя как личности. Интересы приобретения каких-то благ меня мало волнуют. Я всегда думаю, чтобы у меня было много холстов, хорошие краски в мастерской, меньше думаю, чтобы у меня дома что-то появилось лишнее.

А.Д.: То есть получается, что вы нашли себя в искусстве, просто некоторые художники — кто-то ударяется в ислам, кто-то в фундаментальное православие…
А.К.: Для меня искусство и есть религия. Я пишу, и мои картины и есть мои молитвы. И, мало того, у меня мечта: я должен написать икону, коль я к творчеству отношусь как к иконе. И именно непредметную, т.е. оставить информацию, но более чистую.

Для меня искусство и есть религия. Я пишу, и мои картины и есть молитвы

А.С.: Я хотел спросить, какое у вас отношение к «Черному квадрату» Малевича и заявлениям о «смерти живописи».
А.К.: Опять же эти декларации, заявления, которые для того человека, кто это декларирует, имеют право быть, чтобы ему развиваться дальше. Я пытаюсь идти путем, не декларируя и не отрицая добытых достижений мировой культуры, а, наоборот, принимать. Как я могу отказаться от того, что Рембрандт — это Рембрандт, а Веласкес — это Веласкес, когда мне это нравится? И та же информация, которая оставлена Кандинским. Но это другие знания, к этому надо прийти, это надо научиться понимать. Видя реалистический предмет, контактировать проще, не нужно особой подготовки. Глаз реагирует, когда видит материальное, он не видит глубины духовности, качества внутреннего содержания. Это уже воспитание, твои поступки, твои знания, твои устремления к познанию приводят тебя к тому, что ты начинаешь понимать, что такое беспредметная живопись.

А.Д.: Вопрос касательно того места, где мы творим. Беларусь между собой, неофициально часто называют «болотом». Т.е. не в смысле каким-то топким местом, а болотом, которое таит в себе нечто глубинное. Как вы считаете, что есть глубинного в этой земле, и как она влияет на вас, ваше выражение в творчестве?
А.К.: К 60-летию я делал в Москве персональную выставку. Ко мне подошел познакомиться известнейшая личность профессор Турчин, который занимается изучением современного искусства и имеет большие труды на эту тему. Так вот он мне задает такой вопрос, смотря мои картины: «А как это возможно в Беларуси?» А я ему отвечаю: «Я просто там живу». А то болота, говорят, леса… А где, как не в болоте, тайна? Я говорил, что я стремлюсь быть в природе. У меня дом на Лепельских озерах, я там живу с мая по ноябрь. Там написана картина «Памяти Куросавы». Все это мне сказали эти озера, тростник в них.

062

А.С.: Я знаю, что вам, русскому по происхождению, не так легко было утвердиться в белорусском искусстве. С чем были связаны эти трудности?
А.К.: Сейчас этого уже нет, поначалу было. Ну, русский я был, по-русски писал, не было своего языка, своего разговора. Я просто учился еще, только начинал. Эти конфликты — это политизированная в общем-то вещь, они прошли да и все. Ну и что, что я русский? А я считаю себя белорусским художником. А почему? А потому что все сделалось здесь. Питался я здесь. Что бы я ни делал, я буду белорусским. А куда девать того же Шагала? Да, когда он стал питаться Францией, и то он остался белорусским все равно. Несмотря на то, что делал витражи по заказам, делал «парижские» циклы. А «белорусский» — это не значит, что дерево пишешь, или там на конкретный мотив национальный. Здесь климат, мироощущение особое… Когда кричат о любви к Беларуси, я считаю, это не совсем тактично. О любви не надо кричать — ею надо заниматься. Не надо хвастаться, что ты белорусский, делать слабые работы и говорить, что это белорусское. Я не хочу такой «белорусскости». Я хочу другое.

Когда кричат о любви к Беларуси, я считаю, это не тактично. О любви не надо кричать — ею надо заниматься

А.Д.: Кажется, вы были востребованным художником и в советское время, и сейчас. Как вы считаете, какие условия лучше способствуют успешной карьере художника: при капитализме или при корпоративной системе поддержки искусства, которая была в Советском Союзе, когда «союз художников» распределял мастерские и т.д.?
А.К.: В советское время я находился на грани андеграунда. Т.е. у нас такого понятия в Беларуси не было, но я в этом положении находился. Хотя иногда выставлялся, не потому что я против чего-то выступать хотел. Нет, я просто искал себя. Как я могу отрицать Цвирко, когда он классный художник? Я просто искал себя: не хотел быть в одной обойме с когортой соцреализма. Конечно, когда ты не имеешь средств, это плохо. Когда ты не делаешь то, что от тебя требует, допустим, соцреализм, то ты бедный, ты не придворный. Сейчас ты бедный, потому что ты не вписываешься в актуальные идеи, где тебя могут подтянуть, потому что сегодня актуальное искусство поддерживается. А я опять как бы в «неформате» нахожусь.

А.С.: А какое у вас отношение к тому, что в Беларуси установилась мода на актуальное искусство?
А.К.: Это никакая не мода, это естественный процесс, он есть в Беларуси — и слава Богу. В мировой практике он с 50-х годов идет. Актуальное искусство развивается и приобретает свои положительные и отрицательные стороны. В современном мире, мире активного технического прогресса, такое явление очень важно. Ведь актуальное искусство подразумевает исследование процессов. Как можно отказаться от этого? Но параллельно будет существовать живопись — она никогда не уйдет, ведь пока жив человек, живопись будет жить, потому что это потребность человека. Как может звук не жить? Ведь пока жив человек, будет звук, и человек будет заниматься звукообразованием. Точно так же, пока жив человек, он будет заниматься цветообразованием, т.е. колористикой, живописью.

А.С.: А не хотелось бы вам влиться в мейнстрим, стать «актуальным»?
А.К.: А я что не актуальный, что ли?

Л.М.: Ну и вопрос!..
А.К.: Нет, это вопрос нормальный. Ведь люди зачастую себя обманывают: им хочется быть современными, им хочется быть модными. Много таких людей, которые не слышат себя, не идут к себе. А идут туда — к моде. И с таким человеком никогда ничего не произойдет: помодничает он, будет средненьким художником и не более того. А искусство подразумевает выражение себя, это путь к себе. Если ты к себе идешь, какие могут быть проблемы в том, что ты не моден? Не моден — значит, потом будешь моден!

__Kuznecov__25__.indd