Артист Роман Карцев: «Да никогда мы не будем воевать с Америкой! Никогда в жизни!»

У журналиста «Большого» Ольги Губской состоялся серьезный диалог с лучшим одесситом эстрады Романом Карцевым. И к сожалению, что уже становится приметой нашего времени, в беседе так мало шуток — и так много Украины, России и войны.

— Роман Андреевич, как сейчас живется в Одессе?
— Плохо. Я звоню туда периодически. Друзья говорят, что вроде все нормально, но напряжение какое-то чувствуется. То, что творится с гривной, — это ужас! И вообще, чем это все кончится? Это ж неизвестно…

Украина для меня — больная тема. Я там вырос, я очень люблю эту страну и считаю, что мы, в смысле, Россия, неправы (Р. Карцев сейчас живет в Москве. — Прим. «Большого»). Украина лежит сейчас, а мы бьем лежачего. А лежачего не бьют. Надо, наоборот, подставить плечо. Да, в чем-то и Украина виновата. Но, сколько я жил на Украине, никогда русских не обижали, все говорили, как хотели. Одесса говорит на 15 акцентах, 10 языках.

Я этого никому не говорил, но вот скажу: Одесса никогда не станет ни с кем. Там такой народ, который не будет ни с нашими, ни с вашими. Одесса — это самостоятельный город, за что его и любят.

— А вы сами за кого?
— Я ни за кого, я за Одессу, я за Украину. Еще пять лет назад, когда был первый Майдан, я приезжал на гастроли и в конце спектакля говорил: «Ребята, я пожелаю добра, мира, но не дай бог вам превратиться в Южную или Северную Корею». И сейчас я желаю того же самого.

— С одной стороны, в Украине развиваются патриотические чувства, с другой — идет какой-то уклон в сторону нацизма. Где та грань, которую пересекать нельзя?
— К сожалению, это было всегда. В Украине всегда были отряды, которые ходили с огнями и фашистскими флагами. Но все происходило очень тихо, да и «ходоков» было немного. Им давали пройтись — и они шли. То же мы можем наблюдать в Прибалтике. А вообще, очень обидно, когда страна перенесла столько горя во время войны и вдруг сталкивается с возрождающимся фашизмом. Это, черт его знает, такой стойкий строй!

— Как думаете, что привлекает наших современников в идеологии фашизма? Что срабатывает?
— Молодым пацанам нравится атрибутика, нравится командовать, вое­вать — я так думаю. Это не столько идеология, сколько оставшиеся после фашистов атрибуты.

— Маскарад?
— Маскарад, который не проникает в умы. В Одессе ведь в тот страшный день громила молодежь. Неужели они это делали по велению разума?!

— Вы жили в эпоху СССР, потом перешли в бурные 90-е, затем — в современный российский «капитализм». Когда вам было более комфортно?
— Конечно, сейчас. Что касается работы, заработка — сейчас. Я смог построить дом, купить машину. У меня дети более-менее обеспечены. В смысле жизни, быта сегодня гораздо лучше. А вот при СССР театр был лучше, кино было лучше, литература. Что вы! Возьмите Булгакова, Зощенко, Гоголя, Ильфа и Петрова. Вопреки цензуре появлялись великие произведения. А артисты?! Райкин, Шульженко. Культура была очень сильная, но быт — жуткий: коммуналки, очереди — это я тоже помню. Чтобы достать что-то, нужно было идти к кому-то или давать взятку. Ничего ж не было. Когда я переехал в Москву, и понадобилось купить «стенку», пришлось идти к министру.

Кстати, сейчас «партийная сила» возрождается. Цензура дикая! Телевидение смотреть невозможно, кроме спорта и канала «Культура». Отовсюду идет такая истерия. Люди уже сами говорят, на тех же похоронах Немцова: «Ребята, хватит, вы скоро перебьете друг друга!»

Это все нагнетается очень сильно, врага ищут — Америку нашли! Да никогда мы не будем воевать с Америкой! Никогда в жизни! Сколько себя помню, ощущение войны с Америкой нагнеталось всегда. Когда я шел в первый класс в Одессе, повсюду висели плакаты: «Кровавый Тито», «Дядюшка Сэм». 1946 год, только что закончили воевать — вместе же с Америкой вое­вали, — и тут опять плакаты пошли!

Я думаю, все понимают, что это делается специально, чтобы как-то народ мобилизовать, чтобы он не расшатывался. Да, мол, есть такой враг, есть НАТО. Это делается политически для объединения нации — я так считаю. По сути, единственный вариант, чтобы сплотить людей в стране.

— Вы упомянули Бориса Немцова. Вам есть что сказать об этом человеке?
— Конечно, есть. Я лично с ним не знаком, но один раз был очень интересный случай. Мы летели в Москву, целый самолет артистов, и нас посадили в Нижнем Новгороде, потому что Москва не принимала. Был где-то час ночи. Среди нас оказалась девочка-артистка, которая жила в Нижнем Новгороде. Конечно, она попросила, чтобы ее выпустили, ведь она-то уже дома. Какой ответ был?! «Нельзя, мы не имеем права». Она плакала, просила. Начали искать телефон Немцова — он тогда был губернатором. Нашли, позвонили, разбудили — правда, — рассказали историю. Борис Ефимович попросил перезвонить через 10 минут. Ситуация быстро разрешилась: пришел пилот и выпустил девушку.

Вот такая история. А вообще, конечно, жалко. Парень был талантливый, красивый, нормальный. Потому что сейчас таких в правительстве мало. Это чувствовали все, кроме его врагов, конечно, которых он, как ни странно, тоже любил. Он был очень добрый… Потеряли такого хорошего человека.

— Роман Андреевич, время швон­деров опять настало?
— Образ Швондера я играю всю жизнь. Жванецкий всегда писал о них, называя «долбодубами». И Булгаков о таких упоминал. И сейчас они есть в Думе. Моментально назову, кто Швондер, кто Шариков.

— Правда, сможете сейчас назвать?
— Не хочу, они не заслуживают моего внимания.

Я на Жириновского обижен всю жизнь. У меня слова нет такого, как его обозвать.

— Жириновский вас так и не расположил к себе?
— Я на него обижен всю жизнь, и даже говорить об этом не хочу. У меня слова нет такого, как его обозвать.

— А с Михаилом Жванецким дружите?
— Конечно. В этом году у него юбилей, 81 год. По сути, мы остались вдвоем из старой гвардии.

— Назовите ваш любимый монолог от Михаила Жванецкого.
— У меня 100 монологов, ну как я из них выберу любимый?

— Ну, вот если бы вам дали две минуты на размышления, что бы вы назвали?
— «Я никогда не буду высоким. И красивым. И стройным» — его «Автопортрет». Этот монолог имел большой успех у американцев, такого юмора у них нет.

— А про «раков, которые вчера были по 5 рублей…», вам смешно?
— Не-а, я вообще не знаю, чего зрители смеялись. Я и Мишке говорил, когда прочел: «Миша, ты что, сдурел?» По сей день не могу понять, что они смешного находят: ну, повторы одной фразы.

Не знаю. Все остальные вещи могу объяснить: «А вас», например, но успех «Раков» не понимаю. Природа смеха неисповедима. Но смех про­длевает жизнь, а это самое главное.

— И напоследок развейте миф: это правда, что Райкин превратил Каца в Карцева?
— Ну да, попросил сделать псевдоним. Говорит: «Кац, у тебя короткая фамилия — легко запомнить. Нужна подлиннее».