Экономист Кирилл Рудый: «Наблюдая за своим поведением, часто вижу в нем много чисто белорусского — консерватизм, социализм, дуализм»

— Одной из главных угроз стране в ближайшие годы многие экономисты называют рост государственного долга. Есть ли опасность, что Беларусь не сможет справиться с выплатой своих долгов в ближайшие 5–7 лет?

— Без долгов никто не живет. Да и сам по себе рост государственного долга — не проблема. Проблемы могут возникнуть в его рефинансировании. При этом надо отличать внутренний госдолг от внешнего, краткосрочный от долгосрочного, валютный от выраженного в национальной валюте, долг правительства от долга, гарантированного правительством и т. д. Всем этим можно управлять. Главное, чтобы не наступил момент, когда госдолг надо возвращать, например, в валюте, а ликвидных валютных резервов недостаточно и нет возможности перекредитоваться.

— Что нужно делать, чтобы снизить долговую нагрузку на государственный бюджет и в целом на экономику страны?

— Лучший вариант — когда наши валютные резервы растут, опережая рост валютного госдолга. Но для этого страна должна быть привлекательна для иностранных инвесторов, больше экспортировать, чем импортировать. Худший — когда рассчитываем только на перекредитование и страна зависит от настроений кредиторов, их веры в наши бизнес-планы. Так строятся финансовые пирамиды. Как говорил американский экономист Ирвинг Фишер, «чем больше должники платят, тем больше они должны». Поэтому если «в ближайшие 5–7 лет» не добиться, чтобы рост резервов и экономики стал превышать рост госдолга, то можем потерять доверие со стороны кредиторов и не сможем возвращать долги.

— Из очерка, резюмирующего вашу новую книгу, можно понять, что многие сегодняшние экономические реалии обусловлены устойчивыми поведенческими характеристиками белорусов, которые вы классифицируете как культурный код. Можно ли говорить с этой позиции, что тот путь экономического развития, который страна прошла за 25 лет, во многом был предопределен и безальтернативен?

— Да, этот 25-летний путь — это выбор нашего большинства. И это отражено в названии книги «Потому что так решили мы». Если бы было иначе, думаю, никто бы терпеть не стал. Пройденный нами путь — отражение наших собственных желаний, страхов, стереотипов, нашего коллективного поведения. И такой общественный выбор всегда сложно изменить. Ну как пойти против общества, продвигать непопулярные, пусть даже необходимые меры — например, повышение пенсионного возраста, повышение тарифов ЖКХ, закрытие неэффективных предприятий, увольнение людей и т. д. Это как публичная потеря лица. В итоге мы оказываемся в культурной ловушке, которая сохраняет популярность и поддержку политики, но постепенно убивает экономику.

Китайцы сами часто говорят, глядя на наши госпредприятия и систему управления: у нас так раньше было.

— Если культурный код белорусов не изменится и останется на ближайшие 25 лет таким, какой он есть сегодня, что ждет нашу страну?

— В заключении моей книги даны два сценария. Первый — инерционный, когда мы будущее ищем в прошлом и оно предопределено. Второй — реакционный, когда мы стараемся измениться, раскодироваться, открыться и тогда будущее становится неизвестным. Но в обоих случаях мы останемся развивающейся страной и через 25 лет вряд ли станем развитой. В этом вопросе надо смотреть на длинную дистанцию с диапазоном не 25, а 100 лет. Важно понимать, что при инерционном сценарии мы всегда будем ориентироваться на сегодняшнюю Россию и Украину и конкурировать с ними, а при реакционном — на Швейцарию и Канаду. И выбор здесь не между русским и западным миром. Это выбор — встать на общемировую магистраль и стать развитой страной или остаться развивающейся на своей проселочной дороге.

— Описывая особенности кода белорусов, вы затрагиваете экономический дуализм. О «двух душах» белорусов говорили литераторы, культурологи, социологи, а вот теперь и экономисты. Этот дуализм — хорошо или плохо для экономического развития?

— Действительно, главной чертой белорусской культурной матрицы является двоемыслие. В бизнесе это помогает тактически, дает возможность для маневра, нестандартных решений, позволяет найти золотую середину, путает конкурентов. Но стратегически это снижает к нам доверие, создает репутацию ненадежного партнера, ухудшает инвестиционный климат. Чтобы раскодировать двоемыслие, надо определяться, что нам необходимо, на кого хотим быть похожи, какие ценности готовы защищать. Определенность возникает через адаптацию мирового опыта, науки, универсальных международных ценностей. Определившись, мы станем понятны другим и самим себе.

— Если код является культурным, возможно ли его поменять? Вы можете привести исторические примеры такой раскодировки?

— Раскодирование возможно. Более того, есть разумное сомнение, существует ли вообще культурный код, не является ли он самовнушением общества и простым объяснением сложных процессов. Примеров того, как одна и та же страна, нация, народ имели разный код, множество. Германия, Италия — до, в период и после фашизма. Испания — в периоды, когда Франко проводил жесткую диктаторскую политику и когда начал экономические и политические реформы. Россия — до революции, в период СССР и в настоящее время. Все это были одни и те же народы, но с разными культурными и экономическими кодами, которые менялись.

— Кто и как должен поменять культурный код белорусов для более интенсивного развития?

— В целом культурный код можно изменить двумя путями. Во-первых, эволюционно — путем перекодирования ценностей общества. Это происходит главным образом через изменение информационно-культурной среды, через систему образования, социальную рекламу, привлечение носителей новых ценностей, систему подталкивания, совершенствование правовой системы и так далее.

Во-вторых, культурный код в истории ломался и революционно. Но здесь есть риск человеческих жертв, и это самое страшное. Кроме того, нет гарантии, что не возникнет «эффект бравады» — быстрых заявлений о смене ценностей, которые на самом деле мгновенно не поменяются. И тогда вновь потребуется эволюционная политика перекодирования.

Чаще всего в наше посольство обращаются белорусские компании, которые через Интернет нашли китайского партнера, заключили контракт, а партнер пропал.

— Китай смог раскодироваться? Если да, чья это была заслуга — компартии, народа?
— Китай постоянно меняется. Сегодня это очень открытая, живая страна и живые люди. Но вспомните 1950-е, 1960-е, тот же красный флаг и компартия, была даже попытка «культурной революции», хотели перекодировать людей, заменить науку, человеческие ценности на антигуманную идеологию. Не получилось! Оказались на грани экономического краха. Разве те китайцы были похожи на наследников династии Тан или Мин? Пришел Дэн Сяопин и в 1978 году стал копировать западную модель, фактически внедрять рыночную экономику. Многое было сделано, и сегодня китайская экономика на подъеме. У китайцев возрождается национальная гордость, появляется самоуверенность, ощущение, что они наследники тысячелетней цивилизации. Сейчас в новой эре Си Цзиньпину важно продолжить начатое Дэн Сяопином — к середине этого столетия достроить полноценную рыночную экономику, чтобы трансформировать Китай из среднеразвитой в высокоразвитую страну.

— Может ли Беларусь что-то заимствовать из опыта трансформации Китая? Или же масштаб и культура чересчур отличаются, чтобы проводить какие-то параллели?

— В китайском опыте привлекают две вещи вне зависимости от того, что делает Китай. Первое — Китай открыто признает свои проблемы. В 1980-х признал, что коллективные хозяйства и административное ценообразование тормозят экономику, и предоставил людям возможность самим работать на земле, отпустил цены. В 1990-х признал, что денег нет, и создал фондовые биржи. В 2000-х признал неэффективность управления экономикой и провел административные и корпоративные реформы. В 2010-х признается, что есть высокий внутренний госдолг, коррупция, перегретый рынок недвижимости, экологические проблемы. Второе — Китай не просто признается, он делает и не боится ошибаться. Принимает временный закон, отрабатывает его на примере ряда провинций. Если есть результат, то распространяет на всю страну, если нет, то отменяет его.

— А может ли Китай что-то позаимствовать из опыта трансформации Беларуси?

— Китай все время заимствует чей-то опыт. Белорусский опыт весьма специфичен, мы и относительно маленькие для Китая, и экономика у нас поведенческая, и учитывается наш менталитет. Китайцы сами часто говорят, глядя на наши госпредприятия и систему управления: у нас так раньше было. В то же время Китай с интересом относится к нашей системе налогообложения. У них налоговая система более сложная. Китай с удивлением смотрит на нашу систему социального обеспечения. Например, для стимулирования рождаемости китайцы планируют провести эксперимент в северных провинциях и увеличить декретный отпуск там до одного года, сейчас в Китае он только три месяца.

— Как китайцы воспринимают нашу страну? Кто мы для них? И что они думают о бывшем СССР?

— Для Китая Беларусь страна дружественная, но маленькая. Многие здесь нас не знают или считают частью России. Знают, что мы были частью СССР, а к СССР относятся с ностальгией, с благодарностью, что советские воины сражались вместе с китайцами против японских милитаристов, а в 1950-х советские инженеры создавали в Китае промышленность.

— Чего ни в коем случае нельзя делать в китайском обществе, чтобы не оскорбить китайцев?

— В китайском обществе не приняты навязчивые мужские знаки внимания к женщинам, неуместные шутки — особенно со стороны иностранцев. Поэтому лучше со всеми держать дистанцию, отношения выстраивать ровные, долгосрочные — как с коллегами.

— С какими просьбами люди чаще всего обращаются в белорусское посольство в Китае?

— Чаще всего в наше посольство обращаются белорусские компании, которые через Интернет нашли китайского партнера, заключили контракт, а партнер пропал. Специально для таких случаев на сайте посольства разместили разделы «Как найти партнера в Китае» и «Как найти партнера в Беларуси». К сожалению, бывают случаи незаконного нахождения белорусских граждан на территории Китая, что приводит к тюремному заключению и депортации.

— Какой язык нужно учить нашим детям, китайский или английский?

— Китайский язык, безусловно, важен — и уже не только в Китае. Для большинства стран мира Китай сегодня — это главный торговый партнер, ну а как торговать без языка? Тем не менее все же первым иностранным языком я бы назвал английский, а вторым — китайский. Поэтому нашим детям лучше учить два иностранных языка. Сегодня в мире самые большие, быстрорастущие рынки — это рынки стран, в которых говорят на английском и на китайском языках.

Для Китая Беларусь страна дружественная, но маленькая. Многие здесь нас не знают или считают частью России.

— Почему по многим проектам с участием китайцев очень много шума, а на деле реализация сильно отстает от заявленных планов? Почему пока не задалось у индустриального парка «Великий камень», на который возлагали большие надежды?

— Да, бывают декларации как с китайской, так и с нашей стороны: есть энтузиазм, который иногда опережает реалии, есть и объективные причины, по которым не осуществляется задуманное. Главная системная проблема двусторонних отношений, на мой взгляд, заключается в государственных гарантиях сделок. Это расслабляет и притупляет трезвую оценку рисков. Если бизнес-план хороший и проект столь привлекателен, то зачем тогда гарантия государства? Почему правительство выступает заемщиком кредита под проект? В связи с этим с прошлого года посольство пытается делать упор на прямые инвестиции, чтобы инвесторы сами брали на себя риски. И именно индустриальный парк «Великий камень» служит такой площадкой. Может, он и не развивается так динамично, как хотелось бы (хотя в 2016 году был зарегистрирован только один резидент, а в 2017-м — уже четырнадцать), но на это есть объективная причина — низкая емкость нашего рынка и нестабильность российского. Значит, надо включать «Великий камень» в рынки ЕС, Китая.

— С какой белорусской продукцией знакомы китайцы?

— В Китае мы известны прежде всего благодаря калийным удобрениям и нефтепродуктам. Недавно появилась молочка. На подходе — говядина, птица. Также можно увеличить экспорт услуг — туристических, образовательных.

— Какой сектор мировой экономики будет активно развиваться в ближайшие 10–15 лет?

— Честно скажу: не знаю! И думаю, никто точно не знает. Конечно, можно перечислить модные и быстрорастущие технологии: обработка данных, IT, робототехника, искусственный интеллект. Но это все просматривается и сегодня, а то, что будет завтра, придумают завтра. Поэтому это и называется инновацией — то, чего нет. Для инноваций нужна наука как на государственном, так и на корпоративном уровнях, нужен специальный климат — для творчества и перерождения идей в бизнес, нужен рынок продаж. Кстати, поэтому опыт Силиконовой долины мало кто смог повторить. Для этого нужны американские университеты, американский бизнес-климат и огромный рынок сбыта, как в США. Поэтому, чтобы у нас появились новые прорывные неизвестные сегодня сектора, надо уделить внимание этим трем базовым вещам: образованию, бизнес-климату и открытости нашей экономики.

— Можете классифицировать самого себя по убеждениям, ценностям и предпочтениям в культурно-политическом поле? Вы консерватор, либерал, социалист? Чьи работы, мнения, публицистические эссе являются авторитетными?

— Есть такое старое выражение: кто в молодости не был либералом, у того нет сердца, а тот кто с годами не стал консерватором, у того нет мозгов. Размышляю, наверное, ближе к либералам, а вот наблюдая за своим поведением, часто вижу в нем много чисто белорусского — консерватизм, социализм, дуализм.

— Какие экономисты оказали и оказывают на вас влияние?

— Экономику начинал изучать с финансов, потом увлекся странами с переходной экономикой, мировой экономикой, Китаем, поведенческой экономикой. Поэтому и экономисты мне ближе из этих сфер.

— Что посоветуете прочитать читателю журнала «Большой» из современной экономической литературы, написанного простым языком? Не считая, конечно, ваших книг…

— Могу порекомендовать топ-5 публицистических книг по экономике: Джаред Даймонд «Ружья, микробы и сталь»; Фрэнсис Фукуяма «Конец истории и последний человек»; Дарон Аджемоглу, Джеймс Робинсон «Почему одни страны богатые, а другие бедные»; Егор Гайдар «Гибель империи»; Даниэль Канеман «Думай медленно… Решай быстро».

Related posts:

1. Музыкант и фольклорист Иван Кирчук: «Когда мы загоняем себя в многоэтажные термитники, очень много теряем в здоровье и энергии»
2. Мысли по поводу: поэт Кирилл Метелица
3. «Много гитар, много слез». Татьяна Замировская о новом альбоме Smashing Pumpkins
4. Экономист Антон Болточко: «Белорусы счастливее, чем многие наши соседи»

Комментарии

Добавить комментарий Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Комментарий *

Имя *

Email *

Сайт

Первая полоса

Максим Кубарко: «Направление движения выбирают технологии, а не режиссеры»

Смена руководства Bosch в Беларуси и результаты 2019 года

Эннио Морриконе: «Невозможно спасти плохой фильм хорошей музыкой»

Джордж Оруэлл: «Люди порядочны только тогда, когда они бессильны»

Сооснователь компании SATIVA Виктор Гапоненко: «Бледная поганка — натурально? Натурально, но неполезно»

Меняем привычки вместе с VELO