
Нашумевший фильм «Племя» Мирослава Слабошпицкого получил Гран-при ХХІ Минского международного кинофестиваля «Лістапад», а исполнительница главной роли непрофессиональная глухая актриса Яна Новикова из Гомельской области теперь, наверное, самая известная в мире белорусская актриса. Мы поговорили с Мирославом о кинематографе, революциях, о том, что в детстве он читал белорусский юмористический журнал «Вожык», и планах снимать фильм о Чернобыле.
КТО: | украинский кинорежиссер и сценарист |
---|---|
ПОЧЕМУ: | ему дали три награды в Каннах за первую полнометражную художественную картину «Племя» — фильм о мире глухих на языке жестов, без субтитров и закадрового голоса |
ОБРАТИТЬ ВНИМАНИЕ НА ФРАЗУ: | «Сложно каждый раз заново изобретать кинематограф» |
— Когда смотришь кино, обязательно его с чем-то сравниваешь. Когда я смотрела ваш фильм, то не могла сравнить его даже со «Страной глухих» Тодоровского. На кого вы равняетесь в кино?
— На самом деле это было огромной проблемой для меня, потому что когда я делал, например, свои короткометражные фильмы, все-таки на что-то опирался, представлял, что это будет фильм, как что-то там. Но когда делал «Племя», не мог представить — это будет фильм, как что? Меня это пугало. Картина вышла в мае 2014 года, и с этого момента о ней написаны километры статей. Кто-то сравнивает с Ханеке, что для меня странно. Кто-то — с Зайдлем, но Зайдля я люблю. С Триером, даже с «Полетом над гнездом кукушки». Недавно я давал по скайпу интервью какому-то киноманскому сайту из Бирмингема, они мне прислали свое ревю, где сравнивают «Племя» с фильмом Мурнау «Последний человек». В принципе, это кино я тоже очень люблю.
— Вы писали сценарий «Племени» в 2010 году, когда не было ни Майдана, ни так называемого референдума в Крыму за присоединение полуострова к России… Тем не менее многие думают, что в фильме есть параллели с недавними событиями в Украине. Вы сами как считаете?
— Я считаю, что ребята типа Мурнау и Фрица Ланга снимали классные фильмы и решали свои художественные задачи. Потом историки кино, когда раскладывали все по полочкам, написали, что немецкие экспрессионисты предчувствовали в своих картинах появление нацизма. Я не до конца иронизирую. Потому что люди, которые вышли на Майдан, не прилетели с Марса. Это люди, которые жили в нашей стране рядом с нами. Я знаю многих, кто воевал и принимал участие в самообороне, в боях с милицией. Некоторые из них сейчас уехали воевать с камерами GoPro на касках. Думаю, нас ждет много документальных фильмов обо всем этом… Значит, что-то такое было в воздухе, что должно было взорваться так или иначе.
Соответственно, и в моем фильме что-то было, и когда я писал сценарий — что-то было. Революция… Я люблю революции. Революция — это как первая любовь. Она самоценна сама по себе. Первая любовь всегда несчастна. Она закончится либо разбитым сердцем, либо браком-бытовухой. Но это ведь не значит, что не нужно влюбляться, правда? Дальше могут быть и негодяи, могут не оправдаться какие-то ожидания… Но настоящая революция — это мощный толчок, движение вперед, потому что общество склонно к загниванию. Как писал замечательный поэт Владимир Маяковский: «Которые тут временные? Слазь! Кончилось ваше время». Революция — это как «кто был никем, тот станет всем», как тотальная смена элит, как одно племя собирает в своих руках мясо, деньги и женщин, а потом другое говорит: отдавайте нам мясо, деньги и женщин. И это в какой-то степени залог прогресса.
— Герои фильма «Племя» живут по законам звериного племени…
— Звериного племени, наверное, не бывает. Бывает звериная стая, а племя бывает человеческое… Произошла одна интересная вещь: мы избавились от очень важной составляющей человеческой культуры — вербального слова. Это определяющий момент: в начале было слово и так далее.
И вместе с тем слетело очень много социальных условностей, человеческих законов, много-много вещей, которые являются для человека привнесенными.
У нас в фильме герои не просто голые, а, как говорили в известном романе, с начисто содранной кожей. В смысле поступков. Если рассуждать менее философски, все проще — реальность «андерволда». Украина в какой-то период была устроена по принципу мафиозной группировки, по иерархическому принципу, как у нас в фильме. Безусловно, если ты биржевой брокер, твоя реальность другая, если ты неблагополучный подросток — твоя реальность может быть такой, как в «Племени».
— Как вы добились от непрофессиональной глухой актрисы Яны Новиковой такой правдоподобной игры в сцене аборта?
— На самом деле она лежала на деревянной решетке голой спиной, деревяшки врезались в спину. И поскольку мы делали семь дублей, то Яне действительно было немного больно. Пришлось ноги закидывать, тоже все затекает — не очень приятно. Ну, и Яна просто очень большая молодец. Я горжусь этой сценой: то, как хорошо мы подготовили актрису, — чистая иллюзия. Никто ничего в нее не вводил. Все создавалось при помощи инженерных конструкций. Получился настоящий аборт. Перед съемками сцены мы поехали с Яной и актрисой, которая исполняет роль абортмахерши, в роддом. У нас был консультант — кандидат медицинских наук, врач-гинеколог Марьяна. У нас был тренажер — женское тело без рук, без ног, без головы, но с вагиной, маткой и зародышем. На нем наша актриса-абортмахерша тренировалась. Там если ты что-то не так делаешь, начинает мигать лампочка. Будущие врачи на самом деле так тренируются. Около двух дней мы технически готовились к сцене. В картине она длится 8 минут, а сняли мы около 11 минут одним движением камеры. Врач-гинеколог сидела по левую руку от меня возле монитора и кричала громче, чем я, если что-то было не так. Аборт у нас получился замечательный. Я в деталях изучил весь процесс и теперь могу делать аборты сам даже с закрытыми глазами.
— В одном из своих интервью вы сказали, что с детства мечтали стать режиссером и знали, что именно так и будет. Откуда такая уверенность?
— Не знаю. Это было что-то совершенно иррациональное. У нас никто в семье не был связан с кино, кроме тети. Она какое-то время работала на студии имени Довженко. Вообще, в детстве я приходил из школы и, пока папа и мама были на работе, ехал в центр Киева в кинотеатр — успевал посмотреть до их возвращения три фильма. Просмотр фильмов — это было самое интересное, что я мог себе представить. Почему хотел стать режиссером, а не актером или оператором — не знаю. Я тогда вообще не очень понимал, что именно значило быть режиссером. Лет в десять у меня появилась такая дурацкая мечта. Потом она сбылась.
— А кем ваша тетка работала на студии Довженко?
— Она, кажется, закончила журфак и была на студии кем-то типа секретаря в парткоме. Благодаря ей я несколько раз там бывал, лазил по декорациям, у меня был меч с картины «Ярослав мудрый» и другие совершенно фантастические киноатрибуты из бутафорского цеха. Однажды меня в первый и последний раз взяли на съемки. Это было под Львовом — снимали какую-то сцену в церкви, массовка, все-такое. Я думал, что сойду с ума от скуки. И до сих пор уверен, что находиться на съемочной площадке, если ты не вовлечен в кинопроцесс, вот как журналисты работают, ужасно скучно. Если, конечно, ты не поджидаешь, условно говоря, какого-нибудь Брэда Питта.
— Сколько уже у фильма «Племя» наград? Они для вас имеют большое значение?
— Кажется, 32. Хотя может быть, что 31 или 33. Безусловно, это важно не только для меня, а для всех людей, которые зависят от фильма. А их великое количество. Вот пойдем мы просить денег на следующую картину, у нас спросят: «На какой фильм?» Мы ответим: «На фильм того чувака, который снял «Племя». «А-а-а, супер!» — ответят нам. Вот так это работает.
— Вы сейчас, кажется, собираетесь снимать картину о Чернобыле?
— Я сейчас собираюсь снять второй фильм чувака, который снял «Племя».
— Намекаете на то, что будет сложно себя переплюнуть?
— Не знаю. Мне кажется, об этом стоит меньше всего думать, потому что это может вообще парализовать. Нужно спокойно снимать вторую картину, а там будет видно. Конечно, сложно каждый раз заново изобретать кинематограф. Но мы постараемся.
— Вы объездили украинскую часть загрязненной чернобыльской зоны, когда работали в пресс-службе МЧС. А в белорусской загрязненной зоне были? Собираетесь ли там снимать?
— Нет, не был, приглашайте. Я очень плохо знаю эту часть. У вас есть загрязненные города?
— Да, конечно, очень много. Вот, например, в Гомельской области, откуда Яна родом.
— То-то я смотрю, она такая талантливая!.. Нужно поговорить с кем-то из знающих людей. Я не преследую цель облучиться.
Я преследую цель найти классные места для съемок. Короче, нужно узнать подробнее, что там у вас. Как говорят в американском кино, скажи своим людям, пусть позвонят моим людям.
OOO «Высококачественные инженерные сети» осваивает новейшие технологии в строительстве инженерных сетей в Санкт-Петербурге. Начиная с 2007 года, наша компания успешно реализовала множество проектов в области строительства инженерных сетей: электрическое обеспечение, водоснабжение и газоснабжение. Более подробная информация на сайте: http://spbvis.ru/
Комментарии