18+
7 февраля 2012 Интервью
Писатель Владимир Козлов: «Писатель — характеристика формальная»
Произведения Владимира Козлова — это своеобразный срез с советской и постсоветской истории. Они воплощают более чем реальную картину безвозвратно ушедшей эпохи красной империи. В интервью «Большому» Владимир рассказал о своем отношении к протестам в России, поделился воспоминаниями о советской действительности, панковском движении и высказал мысли насчет предназначения своей литературы.
О.Г.: — Владимир, мы с вами встретились как раз в тот исторический момент, когда Россия находится в состоянии пассионарного взрыва. Как оцениваете ситуацию вы — человек, видящий ее изнутри?
— Я спокойно к этому отношусь, но, действительно, непривычно то, что такое количество человек вышло на площадь. Думаю, что ничего кардинального не произойдет, но какие-то изменения будут. Люди, находившиеся на Болотной площади, как я это видел, — средний класс, которому, во-первых, все происходящее надоело, во-вторых, появилась возможность искупить вину за то, что ничего не предпринимали все эти годы. По сути, это способ завизировать свою позицию. Но это не те люди, которые могут сделать революцию, революцию делают люмпены, пролетариат, безработная деклассированная молодежь, а таких в Москве уже нет.
О.Г.: — Как вы относитесь к кандидатуре Прохорова?
— Думаю, что это очередная анекдотическая ситуация. Ну, кто в России будет голосовать за миллиардера? Разве что сработает принцип протестного голосования. Отношусь к нему только как к человеку, который сделает эти выборы интереснее предыдущих.
А.Д.: — А как вы относитесь к различным теориям заговора, что якобы какие-то иностранные силы хотят таким образом уничтожить государство Российское? К этому можно добавить заявления опального олигарха Березовского о том, что он после выборов вернется в Россию…
— Я в это не верю, мне кажется, что это полнейшая глупость. Это исходит еще из советского менталитета, когда было идеологическое разделение на «наших» и «врагов». Но на людей с примитивным мышлением это отлично действует, хотя я не думаю, что даже на них подобные заявления будут влиять долго.
О.Г.: — Давайте еще поговорим о переменах и заговорах. В 90-е вы были уже довольно взрослым человеком. Как вы воспринимали эти события? О распаде СССР, наверное, жалеть и в голову не приходило?
— 90-е для меня распадаются на 3 эпохи, если можно так выразиться: 90-91 — это эйфория от падения коммунизма, распада СССР. Следующий период — 92-94 — мрак, полнейший хаос, даже, скорее, негатив, и наконец — ощущение анархии, когда все разрешено, но, как ни странно, от тебя все равно мало что зависит.
А.Д: — А как вы относитесь к реваншистским настроениям современной молодежи? Ведь все чаще именно от молодых мы слышим о том, что СССР было государством намного более сильным, нежели то, что появилось после его распада. И следует учесть, что никто из них в этом государстве не жил.
— Мне кажется, что это все основано на недостатке информации. Современная молодежь попадается в этом плане в лапы государственных идеологий. Именно с этих трибун звучат заявления о том, что тогда было все хорошо.
О.Г.: — В нашей стране ведется серьезная идеологическая работа. А что сейчас в этом плане происходит в России? Существует ли идеология РФ?
— Я бы ответил так: в России нет национальной идеи, но существуют отдельные идеологические пласты, которые очень активно эксплуатируются. Во-первых, это советская космонавтика — Гагарин, первый полет в космос; во-вторых, победа в Великой Отечественной войне, ну и, конечно, это фигура Сталина — эффектного и эффективного менеджера страны, имя которого ассоциируется с вышеназванной победой. Как вы понимаете, любой стране, а точнее государству, нужны национальные герои, и в России в контексте этой ситуации вспоминают Сталина. Потому молодежь начинает верить, что СССР — это хорошо, что была мощная страна, которая победила войну, совершала полеты в космос — и почему бы ее не возродить?! В связи с этим меня всегда радует то, что. прочитав мои книги, представители молодежи, не заставшие СССР в его расцвете, оставляют отзывы приблизительно такого содержания: прочитав вашу книгу, я узнал, что СССР — это не совсем та страна, о которой мне сейчас говорят.
В России нет национальной идеи, но существуют отдельные идеологические пласты, которые очень активно эксплуатируются.
— Тогда о ваших книгах, Владимир. Вы автор нашумевших «Гопников», «Школы», «Варшавы». Когда читаешь эти произведения, возникает ощущение, что вы пишете своего героя с себя. Или лирического героя вашего произведения все же стоит отделять от автора?
— Знак равенства между мной и героем моих произведений поставить нельзя. Я могу себя с ним полностью идентифицировать, я его полностью понимаю, он мне близок, но это не я. Когда я писал — мне все же хотелось дистанции с героем. Мои произведения — не мемуарная литература. Если же говорить о героях моих романов, то их несколько: в трилогии «Гопники», «Школа», «СССР» — это парень, который отличается от того окружения, в котором он вынужденно находится, но старается быть таким, как все, как гопники, в сущности он иной, его потребности значительно сложнее, но, оказавшись в этой реальности, он вынужден жить по ее законам. Герой «Варшавы» более близок мне: это человек, которого много лет готовили жить в одной реальности, а он попал в совершенно другую. Герой «Плацкарта» — 30-летний мужчина, который не принимает фундаментальные устои жизни московского среднего класса: карьерный рост, консьюмеризм. Ему абсолютно наплевать на это.
— Вы пишете в стиле панк-литературы, о чем, собственно, и будете читать лекцию в Минске. Как в вашем понимании связывается понятие «панк», что до появления рока использовалось как ругательство, с понятием «литература»?
— Характерными чертами панк-литературы являются минимализм, отсутствие табу, барьеров в виде политкорректности и тому подобное, отсутствие авторитетов, влияний: ты говоришь то, что хочешь сказать, — и все. Кстати, меня удивляет ханжество издателей, которые за некоторые натуралистические моменты называют мои произведения «чернухой».
О.Г.: — Кто же ваш читатель, ваша, как сейчас модно говорить, целевая аудитория?
— Поскольку у меня некоммерческая литература, я не употребляю понятие «целевая аудитория». Мои читатели делятся на три группы: прежде всего, это люди моего поколения, далее — молодежь, которая читает альтернативную, маргинальную литературу, и, наконец, люди, просто интересующиеся современной литературой.
Кстати, меня удивляет ханжество издателей, которые за некоторые натуралистические моменты называют мои произведения «чернухой».
О.Г.: — Вас часто сравнивают с Сэлинджером, Уэлшем. На обложке романа «Варшава» так и написано: «Русский Сэлинджер». Вы согласны с подобными параллелями?
— Сравнение с Сэлинджером странное, а вот сходство с Уэлшем есть, не отрицаю — это более или менее адекватно. Мне действительно нравится этот писатель. Хотя был не очень приятный момент, когда вышла книга «Гопники» и одновременно книга Уэлша «Кошмары аиста Марабу», и один московский критик не придумал ничего лучше, чем начать статью с мысли: какой хороший писатель Уэлш и какой плохой писатель Козлов. Меня это немного задело, и потом некоторое время в интервью я открещивался от данного сходства.
А.Д.: — Когда же наступил момент признания вас настоящим писателем?
— Я даже об этом как-то не задумывался. Я считаю, что писатель — это некая формальная характеристика. Это определяют читатели и критики. Я помню, что когда в конце 2002 года у меня вышла книга, я создал сайт с заглавием «сайт писателя Козлова» с подтекстом, что я и есть тот человек, который написал эту книгу.
О.Г.: — Как определить качество литературы, уровень качества произведения?
— Мне не нравится коммерческий подход к произведениям. Литература — субъективная категория, это не спорт, где есть четко определенные стандарты. Для меня единственный критерий качества произведения — услышанное от читателя: «Мне понравилось».
А.Д : — Не превратится ли панк-литература в символ конформизма?
— Превратилась и уже достаточно давно. Я бы даже сказал не в конформизм, а в моду и стиль. Несмотря на то, что этим словом называется музыка, в текстах современных западных да и российских панк-групп уже давно никакого протеста нет. Элементы панковской одежды уже вошли во всякого рода модные коллекции. Панк в свое время был важен как реакция на то, что вся рок-культура стала прилизанной. Углубилась в арт-роковые эксперименты. Это была удачная попытка вернуть энергетику рок-н-ролла 50-х, ну и заодно продвинуться в идеологии.
О.Г.: — Может быть, в современном обществе не так много объектов для протеста?
А.Д.: — Можно сказать даже немного иначе: ты хочешь протестовать, что-то сказать, а тебе сразу в рот запихнули гамбургер и заявили, дескать, потребляй молча…
— С 70-х годов культура стала более потребительской. Объекты протеста есть всегда, вопрос в желании. У нас есть большой опыт. Хиппи стали обычными добропорядочными буржуа. В этом есть некий момент цинизма: вы когда-то протестовали и во что вы превратились? Зачем в таком случае нам протестовать?
А.Д.: — А не перешла ли сегодня форма протеста в идейное возрождение тоталитарных идеологий или эксплуатации радикального Ислама? Когда-то дико выглядела панк-культура, сегодня весьма странно выглядят эти проявления отдельных групп человечества.
— Естественно, это происходит не во всякой культуре. То, что в «арабской весне» сыграл большую роль радикальный Ислам, — это так. Возможно, это еще раз подтверждает, что есть против чего протестовать. В наших обстоятельствах протест принимает такие формы. Это оказывается ближе всего. Меня это слегка шокирует, но, по крайней мере, в западной культуре и культуре, ориентированной на Запад, такого нет.
А.Д.: — Давайте поговорим о белорусской литературе. У нас сегодня сложилась довольно противоречивая ситуация: белорусских авторов, которые пишут на русском языке, автоматически записывают в «русские писатели». С другой стороны, люди, которые пишут на белорусском языке, не находят широкого выхода для своих книг. Что с этим делать, и как с этим быть?
— Я считаю, что пора перестать противостоять друг другу. Есть одна литература — белорусская, и в ней есть авторы, которые пишут и на русском, и на белорусском. Это ситуация постсоветских стран. И если человек комфортно чувствует себя, когда пишет на русском, то он должен писать на русском. Переход на белорусский может просто загубить текст человека, возможность выразить что-то. Должно быть какое-то объединение и попытка донести свою литературу к читателю.
Поверьте, в реальной жизни, на улице, дома от родителей дети слышат и видят такое, что мои романы — это мягкая форма отражения жизни.
О.Г.: — А вы не жалеете, что белорусизация 90-х не удалась? Нужна ли она современной Беларуси?
— Белорусизация 92-го года, по моему мнению, была бюрократической. Когда на 1-м курсе Инъяза нам объявили, что все будет преподаваться на белорусском языке, многие были недовольны, ведь все это было навязано сверху. Люди, которые стояли у руля этого процесса, не думали о жителях своей страны. Но сегодня, 20 лет спустя, я понимаю, что если бы эта насильственная белорусизация состоялась, было бы все равно лучше, чем сейчас. Ведь что мы имеем в настоящем? Четкое осознание того, что массовая российская культура оккупирует белорусское пространство.
А.Д.: — А может быть, нам сделать белорусскую версию русского языка?
— Любопытно, об этом я никогда не думал. Мне кажется, это шаг не в «завтра», а в «послезавтра». На «сегодня» важно восстановить белорусский язык, заговорить на мове.
О.Г.: — Считаете ли вы, что дети могут расти на ваших книгах, читать как программную литературу для внеклассного чтения, ведь там достаточно сквернословия?
— Поверьте, в реальной жизни, на улице, дома от родителей дети слышат и видят такое, что мои романы — это мягкая форма отражения жизни. Но, несмотря на это, я лично писал бы на обложках своих книг «Не рекомендовано детям до 14 лет», так как они действительно еще не могут адекватно воспринимать то, что я пишу. Подростки будут склонны к героизации персонажей, что я не раз наблюдал в отзывах на свои романы, а я ни в коем случае не ставлю такой цели.
О.Г.: — Как бы вы хотели, чтобы ваши произведения влияли на общество? Чему учили?
— Я не хотел бы, чтобы подростки были, как мои герои, не потому, что мои персонажи какие-то плохие, а потому, что я вообще против дидактики. Моя цель — рассказать о реальности и сделать это так, чтобы, прочитав о жизни героев романов, люди задумались о своей.
Текст:
- Ольга Губская, Андрей Диченко
Фото:
- Александр Обухович
OOO «Высококачественные инженерные сети» осваивает новейшие технологии в строительстве инженерных сетей в Санкт-Петербурге. Начиная с 2007 года, наша компания успешно реализовала множество проектов в области строительства инженерных сетей: электрическое обеспечение, водоснабжение и газоснабжение. Более подробная информация на сайте: http://spbvis.ru/
Комментарии