18+
16 декабря 2014 Интервью
Саша Филипенко: «В России я не русский писатель, в Беларуси не белорусский»
«Большой» прочел новый роман Саши Филипенко в один присест — и не потому, что он не длинный. Евгения Сугак встретилась с нашим колумнистом, другом и просто хорошим писателем Сашей, чтобы поговорить о романе, которому уже прочат лавры «бестселлера».
| КТО: | писатель, родившийся в Минске, но определившийся в Санкт- Петербурге |
|---|---|
| ПОЧЕМУ: | со дня на день выходит новый роман Саши, который мы — завидуйте — уже прочитали |
| ОБРАТИТЬ ВНИМАНИЕ НА ФРАЗУ: | «В России я не русский писатель, в Беларуси не белорусский. Впрочем, главное, что это не мешает книге доходить до читателя. Все остальное — ерунда» |
— Главного героя зовут Саша Филипенко. Почему? Это автобиография?
— Отчасти. Писатель ведь всегда пишет о себе. У главного героя было другое имя, но в один момент я понял, что должен дать ему свое — в противном случае на обложке книги должна была бы красоваться его фамилия. Текст вынудил меня сделать это. Важно понимать, что роман написал не я, но его главный герой.
— Но сколько в нем правды из твоей жизни, скажем, в процентном отношении?
— В процентном отношении сказать сложно, но много, много там и из моей жизни, и из жизни моих близких друзей-сценаристов.
— Ты используешь литературу, чтобы высказать давнишние обиды на бумаге?
— Я бы не сказал, что это обиды. Скорее, опыт. Говоря о Грегуаре Буйе, Бегбедер довольно точно заметил: «Он просек, в чем цель литературы — не бередить раны, но обращать их в стиль».
Писать против чего-то — странно. Власть как таковая меня в принципе не интересует
— Твоего опыта хватит еще на много романов?
— Хочется верить. «Замыслы», в той или иной степени, производственный роман. «Бывший сын» был совершенно другим — другим будет и третий роман. К тому же я ведь не нахожусь в коме. Каждый день я получаю новый опыт — однажды он обязательно проявится в тексте.
— В юности ты писал рассказы, которые не получалось опубликовать, но уже тогда считал себя хорошим писателем. Как ты оцениваешь эти рассказы сейчас, спустя много лет?
— Это не совсем так. Хорошим писателем я и сегодня себя не считаю. И сейчас, и в юности мечтал и мечтаю СТАТЬ хорошим писателем. Я только на пути к этому. Получится или нет — при жизни вряд ли об этом узнаю. К тому же нам важно понимать, что мы вкладываем в слово «хороший», да и в «писатель» тоже. Мои первые рассказы были совершенно ужасны. Я их, к счастью, давно уничтожил.
— В чем идея твоей новой книги? Она не против власти, она не за мир во всем мире — о чем она вообще?
— Моя первая книга тоже не была против власти. Писать против чего-то — странно. Власть как таковая меня в принципе не интересует. Я писал о жизни одной семьи, одной страны. «Замыслы» — история сценариста с не самой простой судьбой, но это ведь и есть весь мир. Вообще грустная, надо сказать, получилась история.
— После просмотра одного интервью с тобой я поняла, что большинство будет воспринимать «Замыслы» как «скандальные подробности из жизни телевизионной кухни». Для меня роман больше не об этом, а о, отношениях героя с родителями и всех последующих выводах. Кто из нас ошибается?
— Никто не ошибается. У романа есть разные пласты. Кто-то возьмется читать произведение о сценаристах на телевидении и разочаруется, что телевизионной кухни, о которой ты говоришь, гораздо меньше, чем хотелось бы. Другие прочтут книгу о судьбе «грустного клоуна», о механизмах, которые заставляют человека шутить, шутить несмотря на то, что порой его жизнь превращается в ад. Третьи прочтут абсолютно литературный этюд, историю о том, как к нам приходят идеи.
Я, конечно, понимал, что телевизионная кухня привлечет читателя, только это ведь не искусственно выбранная тема
— Ты же отдавал себе отчет, что история о том, как делается «Прожекторперисхилтон», и жонглирование известными именами привлекут внимание к роману? Может, это «рекламный ход»?
— Я, конечно, понимал, что телевизионная кухня привлечет читателя, только это ведь не искусственно выбранная тема. Я работал в отделе. Я общался с людьми, которые заселяют страницы «Замыслов». Чем больше узнавал коллег, тем сильнее меня поражал тот факт, что юмором на телевидении занимаются ребята с очень непростыми судьбами. Им бы сидеть на рельсах, рыдать, голову пеплом посыпать, стреляться, а они шутят, каждый день, с одиннадцати до пяти. Да и потом, роман ведь совсем не про «Прожектор». Там могла бы быть любая программа. Книга ценна другим.
— Чем именно? Какая главная мысль, которую ты хочешь, чтобы «нашел» в ней читатель?
— Если бы я мог ответить одним предложением! Чем ценны «Замыслы»? Во-первых, я уже говорил, что это довольно личная история. Мне было важно переосмыслить этот опыт, поделиться им с другими. Чем он может быть полезен другим? Это вообще вопрос к литературе — чем она может быть полезна. Кто-то впустую потратит время, кто-то запомнит эту историю и попытается не повторить ошибок ее героев.
— Учитывая большое количество реальных персонажей в романе, ты никого из них не обидел?
— Книга только вышла. Наверное, еще не успели обидеться. Во всяком случае я проклятий не получал. Да и не на что там обижаться.
— А если бы стоял выбор между «обидеть» и крутым текстом?
— Не бывает такого выбора. Ты или сгораешь вместе с текстом, или нет. Если ты думаешь, что можешь кого-то обидеть, если тебя это вдруг волнует — закрывай тетрадь и иди гулять. К тому же это не документальная история. Да и потом, уж если кто-то и должен обижаться — то я сам. Главный герой не самый приятный парень получился.
— А между принципами и творчеством? Недавно в Минск приезжал Иван Охлобыстин, и на агентство, которое его привозило, обрушилось народное порицание. Любой человек, подписанный на тебя в «Фейсбуке», знает твою позицию по вопросу Россия-Украина, Россия-санкции и т.п. Ты можешь ради бизнеса (творчества) поступаться этими принципами?
— Как-то, наверное, очень пафосно получится, если я отвечу одним словом «нет». Но сказать мне тут, собственно, больше и нечего. Хочется верить, что принципами своими я никогда не поступлюсь. Впрочем, я всего лишь человек — человек часто оказывается слаб. Я не знаю, как поведу себя в той или иной ситуации. Хочется верить, что не оступлюсь. Но бить себя в грудь и зарекаться я здесь тоже не стану.
— Как «профессионального шутника» тебя раздражает отсутствие чувства юмора у большинства?
— Нет, совсем не раздражает. Профессиональных футболистов ведь не раздражает то, что люди во дворах играют в футбол. Наоборот, это хорошо. Меня больше тревожит отсутствие чувства юмора у тех, кто называет себя профессионалами. Впрочем, для меня это перевернутая страница, которая, к тому же, не так и долго длилась в моей жизни. Я рад, что получил этот опыт. Рад, что узнал интересных людей. Конец посадки — время ехать дальше.
— Когда ты перестал писать шутки для других ведущих, а ушел шутить сам и начал вести свое шоу, у тебя получалось это так же хорошо, как у них? Что легче — шутить самому или писать другим?
— О, это разговор на отдельное интервью! Это совершенно разные механизмы. Мне повезло — я был по обе стороны баррикад. Когда ты сценарист — тебе кажется, что ты написал мегасмешную шутку, а ведущий или круто ее «продал», или загубил. Когда ведущий тебе говорит, что шутку стоит докрутить, тебе кажется, что он просто обнаглел. Как только ты сам становишься ведущим — тебе кажется, что сценаристы вообще ничего не делают. Такое настоящее (в хорошем смысле, а не в смысле ужасной программы) кривое зеркало.
Когда ведущий тебе говорит, что шутку стоит докрутить, тебе кажется, что он просто обнаглел.
— У тебя не было ревности к своим текстам, когда они звучали из уст других? Не было такого, что, придумав крутую репризу, ты берег ее для себя?
— Нет, никогда. Во-первых, я никогда не думал, что стану ведущим: это вообще случайно как-то все произошло — я всегда мечтал стать писателем. Во-вторых, когда ведущий круто «продает» твою шутку — тебя переполняет только радость и гордость за хорошо выполненную работу.
— «Замыслы» еще не вышли, а уже ведутся переговоры о продаже прав на экранизацию…
— Все ты знаешь. На самом деле ничего конкретного я пока сказать не могу. Просто многие из тех, кто прочел «Замыслы», сошлись во мнении, что это — фильм. Так текст попал к нескольким продюсерам. Сейчас большие дяди читают роман и решают, можно ли его перенести на экран. Лично я сценаристу не завидую.
— Ладно, сменим тему. Как прошла твоя встреча с читателями в Минске? Белорусы любят тебя?
— Мне показалось, что встреча прошла здорово. Было много людей. По-моему, мы разговаривали около двух часов, и большинство читателей остались довольны. За всех белорусов я говорить не могу — нас много. Кто-то, думаю, любит, кто-то — нет.
Я не есть часть белорусского литературного процесса. Это какая-то закрытая секта, про которую мне мало что известно
— Ты все реже бываешь в Минске, все реже тебя спрашивают о Беларуси. Сколько еще лет мы сможем с гордостью считать тебя нашим, белорусским писателем?
— Наоборот, в Минске я стал бывать гораздо чаще — появилось время. Про гордость ты перебарщиваешь, а с белорусским писателем вообще все сложно. Насколько я понимаю, в Минске сейчас белорусскими писателями считают только тех, кто пишет на белорусском. Я пишу на русском, поэтому вроде как в пролете. Я не есть часть белорусского литературного процесса. Эта какая-то такая закрытая секта, про которую мне мало что известно. Со мной вообще очень интересная история получается: в России я не русский писатель, в Беларуси не белорусский. Впрочем, главное, что это не мешает книге доходить до читателя. Все остальное — ерунда.
— Адам Глобус, белорусский писатель, который пишет на белорусском, в одной из бесед с «Большим» жестко раскритиковал Светлану Алексиевич и назвал ее советским пропагандистом. Что ты скажешь о ее книгах? Ты больше достоин быть номинантом на Нобелевскую премию или все по-честному?
— Ну… Адаму Глобусу, вероятно, виднее. Я думаю, что созданный Алексиевич образ Красного человека очень важен не только для нашей, но для всей европейской культуры. Что до второй части вопроса, то я, совершенно точно, не написал ничего, что могло бы хоть на сантиметр приблизить меня к Нобелевской премии. Давай поговорим об этом лет через тридцать. Только не будем забывать, что любая премия очень субъективна и ровным счетом ничего не значит. Нобелевскую премию не получили ни Толстой, ни Пруст, ни Кафка, ни Джойс. Я с удовольствием останусь в их компании.
— Саша, год назад мы закончили наше интервью вопросом, счастлив ли ты. Отвечай и сейчас, не подсматривая в свой прошлый ответ.
— Счастлив настолько, насколько это возможно в нашем мире… Кажется, год назад я ответил так. В общем ничего не изменилось. Я стал счастливее и несчастнее на один роман.
Текст:
Теги:
OOO «Высококачественные инженерные сети» осваивает новейшие технологии в строительстве инженерных сетей в Санкт-Петербурге. Начиная с 2007 года, наша компания успешно реализовала множество проектов в области строительства инженерных сетей: электрическое обеспечение, водоснабжение и газоснабжение. Более подробная информация на сайте: http://spbvis.ru/
Комментарии