Я еврей. И считаю себя таковым. Но я вырос здесь. Беларусь мне близка. Я однозначно гражданин этой страны. У меня были возможности уехать, была грин-карта. Но все-таки Беларусь — страна, которую я люблю. Не знаю, как объяснить. Наверное, я — белорусский еврей. Не эмигрировал, потому что люблю Беларусь больше. Сложилось так, что мне здесь комфортно: не только в моральном, но и в материальном плане.
Владлен Велицкий, бизнесмен
Я не религиозен. Пытался поверить в Бога, но не вышло. Стараюсь соблюдать крупные еврейские праздники: Пурим, Рош Ха-Шана, Пейсах. На Хануку дарю детям деньги и зажигаю свечи, захожу в синагогу. На Йом-Кипур — обязательно. Не до конца понимаю смысл молитв на иврите — но отдаю дань памяти религии моих предков. Да и куда мне ходить? Не в церковь точно. И если бы я мог поверить в Бога, иудейская религия однозначно была бы мне ближе всего.
Я не атеист, скорее, агностик. Есть хороший анекдот на эту тему.
«Учительница говорит детям:
— Вы же знаете, Бога нет. Не бойтесь, можем даже поднять фигу в небо!
Все подняли, а Мойша нет.
— Мойша, ты боишься?
— Если Бога нет, показывать фигу смысла нет. А если есть, зачем портить отношения?»
Я помогаю синагоге, потому что церкви в Беларуси и так есть кому помочь.
Мои родители мало рассказывали мне о еврейских традициях. Они не коммунисты, у отца были диссидентские настроения. Но все-таки оба оставались продуктом советского строя. Нерелигиозные, интернациональные. Бабушка прекрасно говорила на идише — но была старой коммунисткой, бессребреницей. Так что интересоваться еврейской культурой я начал только в институте, когда у меня появилось соответствующее окружение.
Безусловно, в советские годы все мы сталкивались с антисемитизмом. Мой отец был инженером-конструктором (13 авторских свидетельств, изобретений) — но его ни разу не выпустили за границу на выставки, даже в страны соцлагеря, где эти изобретения представляли. Ехали другие, с более подходящей национальностью. Самые явные примеры бытового антисемитизма, которые помню лично я, — в школьные годы… Детская злость — неконтролируемая и необдуманная. Учителя на все повлиять не могут: большая часть школьной жизни происходила не на уроках, а на переменах, во дворе.
У многих в то время срабатывала внутренняя цензура из разряда «сюда лезть не стоит». Например, было по умолчанию известно, что в Политех евреев еще берут, а в БГУ, Московские вузы им попасть намного труднее. То же при распределении. У нас был выпуск в 250 человек, я шел, кажется, 50-м. Конечно, имелся выбор — но многое в списке было связано с оборонкой. Мне сразу указали, на какие вакансии я могу рассчитывать. В этом смысле Тракторный завод оказался идеальным вариантом. На производстве: Тракторном, Моторном заводах — евреям было проще. Сейчас, конечно, ситуация кардинально изменилась, подобной дискриминации, как в советское время, нет.
Я помогаю синагоге, потому что церкви в Беларуси и так есть кому помочь.
Мне кажется, белорусы всегда были куда меньше склонны к антисемитизму, чем другие национальности окружающего постсоветского пространства. Я имею в виду Украину, Польшу и Прибалтику. История (в том числе физического уничтожения евреев во времена ВОВ) приводит немало примеров. Толерантность белорусов подтверждает мой личный опыт. У меня много друзей, я был женат, у меня есть белорусская родня: бабушка и дедушка моих детей, их родственники. С их стороны никогда не чувствовал к себе ни малейшего ухудшения отношения потому, что я еврей. Конечно, это родственный, нетипичный, но все-таки опыт.
Иногда я люблю подчеркнуть в разговоре то, что я еврей. Наверное, все мы это любим — но, скорее, в шутку. Наверняка национальность помогала мне в бизнесе, но конкретных примеров сейчас не вспомню.
Тридцать лет назад еврей отличался от белоруса тем, что осознавал: чтобы чего-то добиться, ему нужно быть лучше всех окружающих. Потому что при прочих равных выбор всегда не в его пользу. Нужно на голову превосходить окружающих — и тогда, может быть, повезет. Но чем евреи от белорусов отличаются сейчас? Наверное, самоидентификацией. У белорусов, как и у евреев, отчасти был период, когда чувство национальной самоидентификации растворялось на фоне СССР и России, но сейчас, особенно у молодежи, оно четко определилось и растет — и это очень хорошо.
На самом деле история белорусов тесно связана с еврейской историей. Евреи ведь здесь с XIV века! Но официально об этом нечасто пишут, не исследуют и не изучают.
Тридцать лет назад еврей отличался от белоруса тем, что осознавал: чтобы чего-то добиться, ему нужно быть лучше всех окружающих.
Очевидно, что в белорусское законодательство, регулирующее бизнес, сегодня нужно ввести массу правок. Что следует менять? Многое, особенно в области налогового законодательства. Конечно, облегчили порядок регистрации, но налоги и практика работы фискальной системы! В этой области нужно работать и работать. Масса несовершенств. Но, в принципе, система как-то работает. Думаю, у нас проблема не только в законах, но и в бюрократической системе, которая их трактует и исполняет.
Меня радует в наше время улучшение коммуникаций. Время интернета и мессенджеров! У меня сын — в Америке, дочь — в Германии, а я в любой момент могу их увидеть на экране, поговорить с ними. Происходит проникновение культур… Еще бы с языками разобраться! Жалею, что не учил…
Но есть и негативные явления. Противостояние России и США. Почти война между Россией и Украиной — нашими соседями, в зоне влияния которых мы находимся. Мимо нас не проходят новости о беженцах в европейских странах.
Я не думал о том, что для меня значит быть евреем. А что значит быть человеком? Набор качеств тот же самый. Евреев называют народом Книги. Я горд, что я еврей. И глубоко уважаю тех, кто отдает свое время и силы изучению истории и религии.
Текст:
